— Да, это справедливо, — произносит он после долгой паузы. — За одним исключением: я не до конца совладал с даггоном. И теперь он должен убить меня, иначе он не сможет вернуть себе силы… И он чувствует, где нужно меня искать. А я не бегаю от него. Я ищу с ним встречи. Возможно, это будет первый шаг на пути к высокому имени Даггонаара… Я верю в свое предназначение!
Честное слово, в этот момент в его облике проступило что-то… величественное, что ли? Наверно, только сейчас я до конца поверил в то, что он — сын моего отца. В его лице мелькает что-то очень знакомое, грозное — отблеск силы, которая оживляла холодное лицо ллерда Вейтарволда в редкие моменты эмоциональных вспышек. Именно сейчас Класус живо напоминает мне его, хотя ни чертами лица, ни тем паче телосложением он не походит на отца. Собственно, как и я сам…
— Сейчас тебя уведут, — говорит он, поднимаясь, — и ко мне приведут сначала Эрккина, потом Табачникова. Кстати, именно этот зиймаллец нашел копию свитка Халлиома с древним пророчеством в архивах аррантского Храма. И именно он рассказал о нем ллерду Вейтарволду. Вторая копия была у старого Халлиома, моего воспитателя.
— А оригинал?
— Оригинал всегда оставался здесь, на Зиймалле. В подземельях у Белой рощи. Вот, собственно, и все, что я хотел тебе сказать сегодня. Сейчас я буду говорить с Эрккином. Если он возьмет на себя убийство Аколитов, то будет чуть проще спасти тебя. Ему-то терять нечего — каторжник-рецидивист, его в любом случае ждет смертная казнь. Но захочет ли он выручить тебя?..
Больше не было сказано ни слова. Меня отвели обратно в камеру. У меня жутко разболелась голова, и то жуткое варево, что бурлило под черепной коробкой, нельзя и близко назвать размышлениями…
Я потерял ощущение хода времени. Я перестал понимать, сколько прошло минут, часов, дней. Это существование сложно назвать жизнью. Мне отказала последняя способность, оставшаяся обреченному человеку: мыслить. Я даже не мог молиться… Кому? Аррантский Единый и древние боги Гвелльхара казались мне мертвыми игрушками в руках неразумных младенцев, а себя я ощущал резко повзрослевшим…
Я обречен, обречен… «Обречен?! Ну так встряхнись, изнеженное ничтожество! Сумей принять смерть в ясном уме, твердой памяти, а не в этом скотском состоянии, когда даже не понимаешь, что тебе дали на сегодня пожрать!.. Сын Вейтарволда станет Даггонааром, Сокрушителем даггонов, этих невидимых, неосязаемых, неуязвимых тварей, обрушивающих Плывущие города и бунтующие народы!..» Бред, над которым еще совсем недавно я смеялся бы до слез и говорил, что такую чушь способен придумать разве что слабоумный Вийлелль, переборщивший с одним из своих наркотических средств или с зиймалльским нектаром, любой из сотен и тысяч его разновидностей! Теперь неудивительно, что Аколиты охотились за мной! Верили они или не верили в это пророчество, все равно — это страшная ересь, и, уж конечно, меня следовало уничтожить!..