Хотя мне просто могло показаться. Я мог просто выдумать все — по той простой причине, что хотел видеть Аню именно такой.
Аня, ее папаша и Класус разместились на диване. Мы же с Табачниковым и Гендалем Эрккином встали напротив. Класус проговорил:
— Значит, вы признаете в стоящих напротив подозреваемых тех самых людей, что явились к вам и выдавали себя за представителей Высшего Надзора?
— Совершенно точно, совершенно точно, — заговорил Лапшин. — Конечно же это они. Это Комаров ввел меня в заблуждение, сказав, что…
— Не надо про Комарова. Он не имеет отношения к делу.
— Комаров тут выступил в роли Бобчинского и Добчинского[56], — вполголоса сказала Аня.
— Что? — повернулся к ней отец. — Что ты такое говоришь? Тебе же, кажется, никто не задавал никаких вопросов, что ж ты открываешь рот, а? Тебе же никто не разрешал говорить, тут идет допрос и дознание с участием важного чиновника из надзирающего органа, а ты!..
— Собственно, вы, Антон Иванович, уже можете быть свободны, так как главное вы уже сделали: опознали этих людей, — сдержанно проговорил Класус. — Дальнейший разговор может протекать без вас. Я вызову охрану, вас проводят.
— Хорошо. Анька, пошли!.. Что расселась?
— А вот Анна пусть задержится.
Я смотрел на него в упор… По лицу губернатора медленно, как жирное пятно на белой скатерти, расплылось удивление. Потом — подозрение, густо сдобренное тревогой. Он быстро глянул сначала на бретт-эмиссара, потом на дочь, суетливо поднялся с дивана и прошелся туда-сюда по камере, дважды чуть не запутавшись в собственных коротеньких ножках. Потом выдохнул:
— А что? Она тоже… причастна?
— В некотором роде — да. Анна будет проходить по делу в качестве свидетеля, — сообщил бретт-эмиссар Класус. — Впрочем, это дело официального следствия — сообщить вам, господин Лапшин, о ходе расследования и о том, в каком качестве будут расставлены в нем фигуранты.
— Та-а-ак, — мрачно протянул Антонен Ы Лакхк, — очень занимательно! Допрыгалась, Анька! Я же всегда говорил, что твои связи с разными там проходимцами до добра не доведут!
— Я могла бы назвать тебе имя одного из этих, как ты выразился, проходимцев, — дерзко ответила она, — чтобы ты закрыл рот и раскрывал его только по особому на то дозволению. Но я не буду этого делать, не хочу упоминать имя великого человека всуе, тем более что он уже умер.
Я вытянул шею. Неужели Аня говорит о нем?! И она?! Что же, все те, кто окружает меня в последнее время, имеют прямое касательство к… моему отцу? Я стиснул зубы. Нет, Аня говорит не о нем. Откуда простая зиймалльская девчонка может знать?.. И все же… И все же я могу допустить теперь самое невероятное.