Я не могла ничего на это ответить, поэтому молчала. Алиса подождала немного, давая мне шанс все-таки убедить ее в том, что она заблуждается, а потом устало покачала головой.
- Я думала, ты другая, что у тебя изначально есть свое мнение, но ты хуже остальных, потому что прикрываешься Богом, - голос Алисы звучал глухо и разочарованно. – У Голиковой и ей подобных нет ничего, кроме злобы и стадного инстинкта, им простительно такое поведение, но ты и другие, кто зовет себя православными, откуда эта злоба в вас? Где ваше христианское всепрощение?
- Но ведь.., - я чувствовала, что должна сказать хоть что-то, иначе аргументы Алисы меня просто раздавят. – Ведь Библия писалась не один день, христианские традиции складывались веками…
- Да какая, блядь, разница, сколько складывались эти чертовы традиции?! – Алиса уже не стеснялась в выражениях. – Я говорю о себе и тебе! У меня дома ты сказала, что принимаешь меня такой, какая я есть, что же сейчас случилось? Сходила к духовнику и он тебе мозги промыл?
- Никто мне ничего не промывал. Просто рано ли поздно тебя снова начнут все гнобить…
- И что? Думаешь, Голиковой удастся меня сломать? – фыркнула Алиса. – У тебя своя вера, а у меня своя. Я верю в любовь, в дружбу, в себя, в конце концов! И тебе придется решать, на чьей стороны ты , потому что отказываться от своей веры я не собираюсь.
Алиса пошла прочь, на этот раз не дав мне возможности оправдаться. Она выиграла эту битву, а я, убитая, осталась лежать на поле боя, чувствуя, как весь прежний мир рушится, словно карточный домик. Алиса сказала, что думала, будто у меня есть свое мнение, а оказалось, что я просто в другом стаде. Это правда… Я никогда особо не задумывалась над тем, что мне говорили родители и батюшка, я была уверена, что они знают куда больше меня, поэтому имеют право судить, но ведь на самом деле все не так. Мама с папой – самые обычные люди, и даже батюшка тоже человек, пусть и стоит ближе к Богу, чем его прихожане. А людям свойственно заблуждаться… Так кто же прав? Мне действительно придется сделать нелегкий выбор, но готова ли я к этому?
Мне снова захотелось плакать. Алиса, эта зеленоглазая хрупкая девочка, оказалась куда сильнее меня в своей вере. Почему я так отчаянно не хотела признать, что всякая любовь – дар Божий? Возможно потому, что сама была в полушаге от этой любви… Алиса спросила, влюблялась ли я когда-нибудь, и еще месяц назад я могла бы твердо сказать, что нет. А сейчас… Что же произошло сейчас? Почему сердце так болезненно сжимается, когда я думаю, что не оправдала веру Алисы в меня, и, если быть честной, предала нашу дружбу? Ответ был на поверхности, нужно было только сделать к нему последний шаг и признать, что я люблю. Первый раз в жизни я полюбила по-настоящему…