Сирома уронил на пол кринку с молоком. Никогда еще его так не оскорбляли! Конечно, Хозяину нынче приходилось нелегко – для всех настали тревожные времена, но ведь когда-то было и хуже! Когда-то его грозного повелителя даже оборотничество не спасло от Перунова гнева. А сейчас кто грозит ему? Никчемные, поклонявшиеся новому Богу людишки? Неужто из-за них усомнился в верности старого слуги?
– Чего трясешься? – лениво покосился на него пришелец. – Иль в словах моих оговор углядел?
Сирома унял дрожь в руках, запрятал поглубже горькие мысли. Хозяин есть Хозяин, и коли бранит глупого раба, знать, не Хозяин неправ, а раб плох.
Он склонился, утер подолом ползущую к ногам Хозяина молочную лужу, тонкими пальцами принялся собирать черепки. Крупная слеза медленно скользнула по его заросшей щеке и, прячась от всевидящих глаз гостя, поспешно нырнула в давно уже не стриженную бороду.
– Чего сопли распустил? – все-таки углядев блестящую каплю, разозлился тот.
Пряча боль, Сирома хрипло выдавил:
– Жизнь свою, душу свою отдал я тебе! Все, чем владел иль владеть мог, положил к твоим ногам! Чем еще угодить тебе? Чем развеять твои сомнения?
– Сегодня мне отдаешь, завтра другому… Многие уже так делали, – грустно заметил пришелец.
В Сироме заклокотала ярость. Она часто посещала его в последнее время. Ох, попадись ему предавшие Хозяина отступники! Не стал бы даже к силе взывать – зубами, будто голодный зверь, разорвал бы их на части! Из-за них теперь не верил ему Хозяин, из-за них хмурился на верного слугу!
– Умру, коли пожелаешь! – гневно выкрикнул он, понимая, что никакими словами не сможет выплеснуть наружу негасимое, полыхающее в груди пламя.
– Оставь, – лениво поморщился пришедший. – К чему мне твоя смерть? Не нужна она мне… Я совсем иной смерти жду. – И потянувшись так, что хрустнули кости, негромко повторил: – Мне нужна смерть другого.
– Кого? – задрожав от нетерпения, спросил Сирома. – Кто посмел супротив тебя злое затеять?
Кутаясь в шубу, Хозяин молчал. Огонь в каменке совсем затух, и даже Домовые притихли, ожидая ответа. Сирома не выдержал первым.
– Имя, – падая на колени, взмолился он. – Имя! Скажи только имя!
Гость перевел на него темные немигающие глаза, усмехнулся.
– Имя знать желаешь? А не испугаешься ли этого имени? Что, коли в нем княжеская власть? Что, коли за ним Бог незнаемый? Тогда захочешь ли имя это ведать? Захочешь ли ради меня пойти против великой силы?
Только теперь Сирома понял, что Хозяин действительно в беде. Не понял даже – почуял, сердцем угадал. В страшном волнении сжалась душа, ринулась давящим комом из горла.