— Но ведь неспроста ваше имя, имя Цареубийцы, в глазах толпы объединили с именами королевских детей Баккара! Вы не можете не понимать, чего от вас ждут. Так или иначе, никому они не досаждают больше, чем вашему брату, скоропалительно взошедшему на престол. И то, что их заслали сюда, в глушь, где никто не помешает устранить их и никто не дознается правды…
— Я полагаю, вы абсолютно правы. Никто никогда не докажет, что я не убил их из преданности брату, интересам семьи или врожденной маниакальной страсти к кровопролитию.
— Почему возле их спальни нет караула?
Уриен пожал плечами.
— Все, кто приехал со мной сюда, — люди моего брата. Это не те люди, с какими… кого он давал мне прежде. Он никогда не дает мне одних и тех же дважды. — Это прозвучало почти жалобно. — Я не знаю, кто из них имеет второй приказ, тайный, отличный от того, чтобы только повиноваться мне. Уверенным я могу быть только в самом себе и еще — в Веспасиане. Теперь еще и в вас, хвала Заступнице или во что вы еще там верите.
— Вы не слишком высокого мнения о морали Клемента?
— У него никогда не было морали.
Обнаружилось, что оба избегают смотреть друг другу в глаза.
— Я, — сказала она наконец, с трудом выговаривая слова, — могу помочь слишком малым. Если надо умереть, чтобы не дать чему-то случиться, это да, но… будет ли этого достаточно?
— Если надо всего лишь умереть… — Уриен невесело усмехнулся. — Можете поверить, мне знакомо это чувство.
Холодок прошелестел вдоль ее позвонков.
— Уриен, — сказала она, впервые без обиняков называя его по имени, — вы дали церкви версию для оглашения с амвонов. Теперь, в глаза мне, подтвердите или опровергните то, о чем шепчутся по углам. Вы касались заклятой крови, пока она была горяча? Что сказал вам Рэндалл при этом? Почему вы расписываетесь в беспомощности?
— Разумеется, я ее касался.
Аранта невольно выпрямила спину, ощутив себя стеклянным бокалом, обернутым в черную вату дурных предчувствий.
— Рэндалл Баккара был пуст. Кто-то, в том числе, вероятно, и вы сами, нарушил его Условие. Да, он сам сказал об этом, смеясь мне в лицо. Ему срочно требовалась победа, любая, и он вознамерился одержать ее надо мной. Этого удовольствия он не получил, хотя, признаться, не без помощи судьбы и солдат моего брата. Но, на тот случай, если бы произошло чудо, и кровь его еще сохраняла в себе заразу, он подстраховался. Он дал мне силу на Условии, что я не буду проклят. Никем. А разве так бывает? Полагая вас живой, разве мог я сохранить эту способность хотя бы минуту после того, как вы узнали обстоятельства его смерти? Уверен, вы прокляли меня от души и не выбирая выражений.