Прощай. Не беспокойся обо мне, я останусь жив: чувствую, что так решено судьбой, — сейчас мое тело неуязвимо. Невидимая рука прикрывает меня, оставляя за собой право в дальнейшем поразить меня. Нет, моя жизнь не находится во власти людей — я втайне вдруг ощутил это; свою жизнь я принес в жертву Фернанде, и мне совершенно безразлично, останусь я жив или умру. Во сне мне явился ангел-хранитель Фернанды и говорил со мной. Когда я выхожу на поединок ради нее, он простирает надо мной свои крылья; когда я больше никому не буду нужен, он покинет меня. В Париже я составил завещание: в случае смерти моего сына две трети моего имущества переводят к жене, а остальное — тебе. Но не бойся ничего, мой час еще не настал.
От господина Бореля — капитану Жану
Серизи
Дорогой друг, вам придется тотчас же поехать в Тур к Жаку, заменить меня в качестве секунданта, так как нынче вечером он еще раз дерется на дуэли. Я не могу быть его секундантом и даже не в силах добраться до вас и лично передать вам свои обязанности: у меня столь основательный приступ подагры, что я не в состоянии проехать одну милю в экипаже. А Жак прислал за мной. Поезжайте сейчас же проселочными дорогами, принесите ему мои извинения и предложите свои услуги — в таких случаях они обязательны, отказывать нельзя. Постараюсь в двух словах изложить суть дела. Едва отдохнув после вчерашней дуэли, на которой он уложил Лорена (упокой, Господи, его душу!), Жак, как ни в чем не бывало, направляется в кофейню и там, держась с ледяной холодностью, которая, как вы знаете, всегда скрывает у него сильнейший гнев, курит трубку и попивает кофе в присутствии сотни молодых и старых усачей, рассматривающих его с вполне понятным любопытством. Молодые офицеры, разыгравшие известный вам фарс с участием любовника его жены, почли себя оскорбленными его присутствием и выражением его лица, — во всяком случае, они увидели в этом браваду; они нарочно стали громко говорить об обманутых мужьях, и за соседним столиком прозвучало слово, отнюдь не лестное для Жака. Он сохранял бесстрастное спокойствие; тогда они заговорили о его жене яснее, а в конце концов охарактеризовали ее так хорошо, что Жак поднялся и сказал: «Это ложь» — таким тоном, словно заявил: «Я к вашим услугам». Двое из этих господ, говорившие в последнюю очередь, встали и осведомились, кому он адресовал свое опровержение.
— Вам обоим, — ответил Жал. — Пусть тот, кто пожелает первым потребовать от меня удовлетворения, назовет свое имя.
— Я Филипп де Мюнк. Встретимся завтра, в какой вам угодно час, — сказал один из них.