Надо сказать, Данелия отнесся к нам очень уважительно и щепетильно: песня была у нас приобретена по всем законам, и спустя несколько месяцев я неожиданно для себя получил невероятную кучу денег — рублей пятьсот (случай для нашего отечественного кинопроизводства отнюдь не типичный). На эти деньги был приобретен в комиссионном магазине магнитофон «Грюндиг ТК-46», который долго потом заменял нам студию.
Что касается кино, то даже не помню, остались ли мы в кадре. Обрывки песни, кажется, звучат. Интересно было бы посмотреть.
…
Сейчас уже не посмотришь. Услышать еще можно — правда, запись все время как-то странно скачет. Дело в том, что к семьдесят пятому году песни наши у продвинутых владельцев магнитофонов на пленке уже попадались, а вот с нашими изображениями дело обстояло хуже — никто не знал, как мы выглядим. Поэтому, когда «Машина времени» появилась в кадре (мы на этом жутко настаивали — не чтобы нас в кино показали, а просто потому, что предыдущую песню играла группа «Аракс», поэтому всем должно было быть ясно, что вот они положили инструменты, а пришли мы. Нам это казалось страшно важным — представляю, как мы достали Георгия Николаевича!), нас можно было рассмотреть. Недолго — план длился секунды три. Конечно, ушлые киномеханики бросились вырезать себе каждый по кадрику с «Машиной» — девушкам дарить, и вообще. И очень скоро этот план из всех копий исчез — начисто. И песенка в этом месте судорожно прыгает. Еще можно сделать вывод, что в 1975 году никакого раздражающего фактора для советской власти «Машина» еще не представляла — а то хрен бы мы там вообще оказались.
Альянс с Дегтярюком мирно закончился сам собой где-то через полгода — кажется, Игорек ушел в «Арсенал» к Козлову. Вернулся Кутиков из «Високосного лета», и некоторое время мы играли в составе: я — Кутиков — Кавагое — Лешка Романов. Продлилось это до лета семьдесят пятого года — все было хорошо, и все же что-то не получалось, не чувствовал себя в своей тарелке Лешка, хотя ни он, ни мы не могли понять, почему, собственно. Мы пытались сделать несколько его песен, а мои он пел как-то не так — во всяком случае, мне так казалось. И еще одно обстоятельство: музыка на всех нас, видимо, действовала по-разному, нас она, например, приучила к невероятной дисциплине. Я даже не помню, чтобы кто-то опоздал на репетицию хотя бы на пять минут. А у Лешки это не выходило — в конце концов он пропал дня на два, я поехал к нему, долго плутал в потемках Теплого Стана, застал его дома, состоялся какой-то мутный разговор, из которого получалось, что он никак не может почувствовать свое место в нашей команде, — и мы расстались друзьями.