Вечером Кристина купила бутылку водки, позвонила в дверь к соседской старушке. Она даже не знала, как ее зовут; они только изредка здоровались на лестнице. Та тоже никогда не беспокоила Кристину — живет себе студенточка и живет. Тихая, никого не водит.
Увидев на пороге соседку с бутылкой водки в руках, старушка сделала изумленное лицо.
— Извините, — сказала Кристина, — я вот к вам.
— Проходи, — отозвалась старушка, — только извини, у меня полы не помыты.
Кристина только горько усмехнулась ей в ответ.
— Да что случилось-то? — Соседка уже почувствовала неладное.
Кристина боялась говорить ей сразу — все-таки старый человек.
— Вы только не волнуйтесь, — сказала она, — сейчас мы с вами выпьем водки. Принесите две рюмки… Вернее, нет. Три рюмки — и кусок черного хлеба.
— Как это — три? — упавшим голосом спросила старушка, и в ту же секунду на лице ее отразилась догадка. — Когда?
— В среду, — опустив глаза, выдавила из себя Кристина и прикусила губу, чтобы не заплакать.
— Успокоилась, сердечная… — горько вздохнула бабуля.
В тот вечер Кристина рассказала соседской старушке все: про свою первую встречу с Марго, про поездку на юг на съемки эротического фильма, про Антона, про поступление на платный курс в училище, про возвращение Марго и про Гермесова… Она выпила практически одна половину бутылки — старушка только заботливо подкладывала ей закуски.
Единственное, о чем умолчала Кристина, — это о причине смерти их режиссера. Она решила, что это не только ее тайна, но и его, поэтому она не имеет права никому ее выдавать…
В день премьеры Кристина не шла в театр — она просто летела по воздуху, как гонимая ветром пушинка. Город казался ей прозрачным, хрустальным… Прохожие — размытыми тенями…
Нет, она уже больше не плакала из-за смерти Марго. Она не могла позволить себе пить эту горькую чашу мелкими глоточками, долго и мучительно ощущая на языке ее жгучий вкус. Она заглотнула ее всю разом, давясь и задыхаясь, корчась до спазмов в горле, как стакан неразведенного спирта.
Марго… Это имя останется теперь в ее душе, как светлый уголок, как тихая скамейка в скверике, куда она будет приходить иногда и предаваться чудесным воспоминаниям.
Кристина никому не рассказала о своем горе. Как ни в чем не бывало, она продолжала учиться и ходить на репетиции. И только проницательный Сивожелезов заметил, что после их субботнего разговора Кристина стала какая-то не такая.
— Ну что, ездила ты по тому адресу? — спросил ее он.
— Что я, раненая? — ответила ему Кристина, и на этом разговор закончился.