— Я хочу тебя, — прохрипел он нетерпеливо, вдруг поднимаясь на ноги и поднимая ее. — Но не здесь, не на этом диване, как сопливые подростки! Я ждал этого момента долгих двенадцать месяцев… Пойдем в спальню, Верити…
И он повел ее в спальню к кровати под зелено-белым покрывалом. В оцепенении, широко раскрытыми глазами она смотрела, как он закрывает ставни. И когда он обернулся, она уже была готова к отпору, придя в себя за те несколько секунд, что оказалась вне сферы его физического влияния.
Взглянув в ее глаза, Люк все понял. Освободившись от его объятий, она ужаснулась тому, что между ними произошло. Ее трясло. Стоило ему сделать шаг к ней навстречу, как она резко отступила назад и едва не упала, наткнувшись на кровать. Она быстро закуталась в шелковое покрывало, стискивая стучавшие зубы.
Люк с белым лицом и весь дрожа сделал еще один шаг. Это становилось похожим на игру в кошки-мышки.
— Верити… — тихо, с едва заметной, разрывавшей ее сердце на части дрожью в голосе сказал он.
— Нет, Люк, не могу, не могу, и все… Не могу! — на высокой ноте выкрикнула она.
— Прекрати! — оборвал он. — Dios, Верити! Не смотри на меня как на зверя. Я не собираюсь тебя насиловать.
Слезы невольно навернулись ей на глаза, к горлу подкатил ком. Она отвернулась и закрыла лицо руками.
— Уходи, Люк… пожалуйста, уходи!
— Ты уверена, что хочешь прогнать меня? — сердито спросил он, подходя к ней сзади. — Хочешь продолжать разыгрывать безразличие?
— Все равно из этого ничего не получится, это ведь только секс. Чисто физическая реакция, и все! — всхлипывая, пробормотала она.
Люк нежно взял ее за плечи, развернул к себе и обнял, прижав ее щекой к своей груди. Она услышала глухие удары его сердца, почувствовала еще не ослабшее напряжение железных мускулов, и ей опять стало не по себе.
— Так вот как ты на все это смотришь, на наше взаимное влечение… сказал он. — А может, ты именно этого и хочешь, Верити? Только секс, без каких-либо взаимных обязательств?
Она отстранилась от него, боясь, что предательское желание вновь овладеет ею. В его словах была доля истины, но он был не прав по сути. Если б это не оказалось столь болезненно, столь оскорбительно, то было бы просто смешно. Даже допуская, что Эдвард делился с Люком почти всем, маловероятно, что он рассказывал ему и об их интимных отношениях. Неужели мужчины способны рассказывать о таких вещах?
— Не плачь, Верити, — сказал Люк, не дождавшись от нее ответа. — Ничто ведь не навредило твоей добродетели и твоей гордости, по es verdad? Не правда ли? Пойди умойся и накинь что-нибудь.