«Так и не взяли их у меня, пришлось с ними в бой вступать,— думал Конаныкин,— такое моё счастье, герои один в один».
В штрафном отделении были красноармейцы — частые нарушители военной дисциплины, а один штрафник — белокурый, картавый, с прищуренными светло-голубыми глазами, Яхонтов, был необычайно нахальный и упрямый тип. Штрафники всегда держали Конаныкина в раздражённом состоянии, всегда с ними происходили нелады — один потерял красноармейскую книжку, второй попался командиру полка без поясного ремня, третий отстал на марше; а нахальный Яхонтов умел жалобить деревенских женщин, и они его поили самогоном. Командир взвода писал о нём в рапорте: «Яхонтов шибкого поведения насчёт вина».
Но сейчас Конаныкин не мог почему-то вызвать в себе раздражения ни против них, ни против Филяшкина, замешкавшегося с откомандированием штрафников; он подумал об их судьбе — и ему стало жалко их.
Кто-то тронул его за плечо — он оглянулся и не сразу узнал в потном, перепачканном землёй человеке комиссара батальона Шведкова.
— Какие потери, как моральное состояние людей? — спросил комиссар, жарко дыша в ухо Конаныкина.
— Состояние здоровое, драться будем до конца,— ответил Конаныкин и выругался — снаряд разорвался совсем рядом.
Необычайную, несвойственную ему уверенность в людях и дружбу к людям чувствовал Конаныкин. Он обычно делил всё мужское население советской страны на две половины: первые — люди, служившие в кадрах до войны, вторые — никогда не служившие в кадрах.
Служившим в кадрах до войны он отдавал все преимущества… И здесь, среди сталинградских развалин, деление это исчезло.
Когда Шведков, расспросив его, сказал: «Ну, желаю тебе»,— и пополз в роту Ковалёва, Конаныкин умилённо подумал: «Ой, славный, боевой орёл, хотя в кадрах и не служил».
И ему показалось естественным, что комиссар Шведков, ушедший перед атакой в штаб полка, очутился снова в батальоне и ползал под огнём по переднему краю, уверенно, душевно говорил с командирами и бойцами.
Но Конаныкин не смог по-новому ощутить, проверить своё чувство к людям — он был убит за несколько минут до начала немецкой атаки.
40
Серый гранёный танк с чёрным крестом на широком покатом и низком лбу рывком всполз на невысокий кирпичный вал, замер в неподвижности, но чувствовалось, он дышал, озирался.
Казалось, не люди правят его осторожными и недоверчивыми движениями, бесшумным медленным вращением орудийной башни, шевелением хищного пулемётного зрачка в прищуренном стальном глазу. Казалось, это живое существо, со своими глазами, мозгом, ужасными челюстями, когтями и не знающими усталости мускулами.