, и на огромных просторах донских степей. Тут были и тысячекилометровые прорывы по равнинным и степным землям, и позиционная борьба на болотах, в лесах, в карельских скалах, где за год продвижение исчислялось сотнями, а иногда десятками метров.
В эти летние дни 1942 года Новиков сосредоточил все силы своего ума на решении вопросов, связанных с активной подвижной обороной. Это иногда тормозило процесс осмысливания военных событий, который совершался в его сознании. Война не могла в своей огромной многосложности переплетённых связей и зависимостей уложиться в частные решения, рождённые ценным, но всё же ограниченным частным опытом.
Но живой ум Новикова всё напряжённей и глубже обращался ко всей огромной совокупности совершавшихся событий, к великому потоку действительности — источнику познания и мышления, главному контролёру формул и теорий.
22
Новиков торопливо шёл по улице. Он, не спрашивая, видел, где расположены отделы штаба: в окнах он узнавал знакомые лица, у подъездов и парадных дверей знакомых часовых.
В коридоре ему встретился комендант штаба подполковник Усов. Краснолицый, с небольшими, узкими глазами и сиплым голосом, Усов не был тонкой натурой, да и должность коменданта штаба не располагала к чувствительности. Опечаленное, расстроенное выражение казалось необычным для его неизменно спокойного лица. Взволнованным голосом он стал рассказывать Новикову:
— Летал, товарищ полковник, на У-2 за Волгу, на Эльтон >{22}, там часть моего хозяйства стоит… солончак, степь, хлеб не растёт, верблюды. Я уже подумал: если там стоять придётся… куда размещать штаб артиллерии, инженерную часть, разведчиков, политуправление, второй эшелон — я даже не знаю.— Он сокрушённо вздохнул.— Вот только дынь там много, я их столько взял, что «кукурузник» еле поднялся, вечером пришлю вам парочку. Как сахарные…
В отделе Новикова встретили так, словно он год проблуждал в окружении. Оказалось, дважды в течение ночи его спрашивал заместитель начальника штаба, а под утро звонил секретарь Военного совета батальонный комиссар Чепрак.
Он прошёл через просторную комнату, где уже были расставлены знакомые ему столы, пишущие машинки, телефонные аппараты.
Полногрудая, с крашеными волосами, Ангелина Тарасовна, считавшаяся лучшей машинисткой штаба фронта, отложив махорочную папиросу, спросила:
— Не правда ли, чудный город, товарищ полковник? Чем-то напоминает Новороссийск.
Желтолицый, страдавший нервной экземой майор, картограф, поздоровавшись, сказал:
— Спал сегодня по-тыловому, на пружинном матраце.
Младшие лейтенанты-чертёжники и завитые девушки-бодистки быстро поднялись и звонким хором сказали: