— Короче, — бросил Тит Флаций. — Тебе нужны козыри?
— Козыри? Мне? Это тебе нужны козыри, да такие, чтобы плавили термосил! Гасили звезды! Давили антисов, как вшей! Самый тупой из членов Совета понимает ясней ясного: разреши Помпилии собирать ботву на законных основаниях — и завтра имперские либурнарии высадятся у тебя дома! А ты спрашиваешь, какие тут нужны козыри… Да я первый отдам свой голос против такого решения! Остров Цапель — грядка, отданная Помпилии на откуп Советом Лиги! Меня изжарят, съедят и косточки выплюнут…
Имперский наместник потянулся к столу, но вместо бокала, как ожидалось, Тит взял пирамиду. Голограмма программировалась на тактильный контакт: пирамида осталась в пальцах наместника, словно была натуральной, из камня, и поднялась в воздух, когда Тит — гигант над городом — согнул руку в локте. С минуту помпилианец разглядывал сооружение, поднеся его близко к глазам, а потом с силой опустил пирамиду на метр левее — прямо на площадь, заполненную народом. Казалось, он давил клопов. Такой программы в реконструкцию не закладывалось: коснувшись стола, пирамида исчезла, растаяла как дым — и возникла на прежнем месте.
— Грядка? — спросил Тит. — Ничего подобного. Вот тебе первый козырь. Великая Помпилия не собирается использовать Астлантиду как грядку — источник поставок ботвы.
— Правда? — злая ирония превратила лицо Гвидо Салюччи в маску джокера. — Господи, какое счастье! Я верю тебе, друг мой! Я-то верю, но не все так доверчивы, как старик Салюччи. Мы, то есть Совет, должны разрешить Помпилии вывозить с Острова Цапель население согласно квотам, которые оговорим отдельно, в приложении к решению Совета. При этом мы еще и обязуемся принять на веру, что вывоз не связан с клеймением и рабством. По-моему, это перебор. Вера — верблюд со слабой спиной. Соломинка, другая, и хребет сломан…
Издевка пропала втуне.
— Великая Помпилия, — теперь уже в речи Тита Флация пробились интонации профессора университета, ведущего беседу с клиническим идиотом, — не намерена пользоваться Астлантидой, как грядкой. В качестве подтверждения этого человеколюбивого заявления мы берем обязательство по первому требованию разрешать встречи с иммигрантами. Политики, журналисты, телепаты, борцы за права человека, общество защиты животных — кто угодно, в любое время. Встречи будут записываться, записи — публиковаться.
— И что?
Гвидо наклонился вперед. Ноздри его крупного, породистого носа жадно раздувались. Самое изысканное вино и даже нашатырь в лошадиных дозах не произвели бы такого эффекта. Пахло жареным, намечалась сенсация. Впервые надменная Помпилия разрешала — да что там! — открыто предлагала контакты посторонних лиц с рабами. Чутье подсказывало Гвидо Салюччи, что в этой воде водятся крупные рыбы.