Через несколько минут кит всплыл. Ещё четыре копья воткнулись ему в спину. Забравшись в бухту, кит лишил себя возможности быстро уйти в море, вход в неё узкий, и там постоянно держалась пара байдар. За мечущимся по заливу гигантом уже тянулся кровавый след.
— Устанет, будет долго дышать, подойдём и будем бить.
С лодок по киту стали стрелять из луков. Стрелы входили в тушу почти по самое оперение. За несчастным животным уже тащилось, мешая двигаться, полтора десятка поплавков.
— Сейчас будем убивать — предупредил Рому шаман — если сможешь, бросай копьё сзади плавника, и чуть-чуть ниже.
По команде старика их байдара пошла на сближение к киту, который как раз оказался повёрнут к ней левым боком. Вот остался сзади невысокий спинной плавник. «Что он делает, мы же сейчас к киту на спину вылетим»! Но шаман знает своё дело. Направляемая уверенной рукой, лодка поворачивает влево, давая гарпунщикам возможность нанести удар в нужное место. Роман чуть запоздал, концентрируя в копье энергию, и метнул на долю секунды позже, чем опытные китобои. Из ран вырвались струи крови, кит забился, подняв довольно высокие волны.
— Есть! — закричал Каменный Медведь, и его крик поддержало всё племя. Сидящие в байдарах охотники подняли к небу вёсла. После того как кит прекратил биться, и замер в расплывающемся кровавом пятне, на его хвост набросили несколько петель и потащили к отмели.
***
Когда тушу кита начали разделывать, Роман порадовался, что его яранга стоит дальше всех от берега. Вонь на месте разделки стояла просто оглушающая. В гавань приплыли байдары из двух других стойбищ. Не выдержав тяжёлого духа и множества незнакомых лиц, Шишагов взял Маху, и под надуманным предлогом на двое суток слинял в тундру. Не пришёл даже на праздник кита. Когда вернулся, его копьё стояло в яранге, а Мышка, не отрываясь от шитья, угощала тестя чаем из брусничных и смородиновых листьев.
— Зря ты на праздник не пришёл, людям не понравилось — сказал шаман — ведь именно твоё копьё пробило киту сердце.
— Извини. Мне просто стало его жалко, ему было больно, и мне показалось, что чем быстрее он умрёт, тем меньше будет мучиться.
— Странно. Раньше ты никогда не жалел пищу.
— И никогда не мучил её.
Шаман посмотрел Роману в глаза.
— Да. Ты говоришь правду.
Он допил чай, и засобирался домой. На выходе из яранги обернулся, и спросил:
— Когда ты собираешься уплывать?
Роман виновато улыбнулся учителю:
— Я показал все, что умею. Завтра начну грузить свою лодку, на следующий день отплывём.
***
В силу местной специфики, почти весь груз, который укладывался в недра тримарана, был упакован в мешки из нерпичьей шкуры: топлёный жир для жирника, запас воды, порезанный на куски запас мяса для Машки, высушенное до состояния невесомости оленье и гусиное мясо для Романа. Пришлось помечать тару — вязать на каждый мешок бирку с пометкой и укладывать припасы в разные места. Так, большая часть мехов с водой оказалась увязана в боковых поплавках. Машкину пищу уложил в носовом отсеке, свою — в кормовом. Туда же поместил жирник, посуду и запас топлива, оружие и инструменты. Сам удивился, сколько всякого барахла накопилось. Руки устали таскать: палатка, несколько шкур, рулон выделанных кож, одежда, всякие полезные в быту мелочи. Немного канатов, запасные паруса. Даже накидке из песцового меха нашлось место. Закончив погрузку, дождался, когда прилив поднимет тримаран, и убедился, что нагрузил судно равномерно. Кое-что пришлось перекладывать, но в результате его кожаный лайнер сидел на воде ровно, без заметного дифферента. Никто из местных не предложил помочь, сосредоточенно терзали китовую тушу, от которой уже не так много и осталось. Наверно, обиделись.