Расстроенная, девушка уже спешила на работу, когда к Ларисе зашел сосед. Он выглядел немного помятым, но довольно счастливым. Его белая рубашка, накинутая наспех, была покрыта следами от губной помады.
– Это что такое? – возмутилась Лариса.
– Я тоже не понимаю, – удивился Стрелкин. – Откуда это взялось?
И он распахнул рубашку. На его волосатой груди было нацарапано сиреневыми чернилами «Бэл…» – а дальше шел неразборчивый ряд цифр. Соня вытащила из сумки свою любимую ручку с сиреневыми чернилами и черкнула ею по Стрелкину. Цвет был тот же.
Подруги усадили Стрелкина и принялись разбирать корявый почерк нетрезвого менеджера. Соня не помнила, как это все писала. Но, зная свою привычку писать на всем, что попадается ей под руку, не сомневалась в своем авторстве. Очевидно, она записала телефонный номер Бэла. И наверняка пообещала ему позвонить. Дура! Даже в пьяном угаре она, следуя предубеждениям, не дает своих координат. Теперь, вместо того чтобы ее искать, Бэл будет сидеть и ждать, когда Соня сама позвонит! А времени для того, чтобы ждать, совсем не осталось.
Кстати, она уже опаздывала на работу. Поэтому достала мобильный телефон и щелкнула Стрелкинскую волосатую грудь, надеясь в спокойной обстановке разобраться в собственном почерке.
Роман тем временем улегся на диван, а Лариса склонилась над ним, читая надпись. Когда Соня захлопывала подъездную дверь, до нее донеслось:
– Первая цифра точно двойка!
– Вторая похожа на единицу! – голосил вместе с Ларисой счастливый Стрелкин.
Всю дорогу до работы Соня думала о сделанной накануне надписи. После того как, приехав в офис, она более-менее разобралась с документами, мысли снова занял корявый код. Соня достала мобильник и щелкнула по картинке со Стрелкиным. Странная надпись. Цифр всего пять. Значит, номер не международный, не междугородный, а тугуевский. Бэл – ее земляк. Это уже что-то. К тому же он ей представлялся. Фамилию с отчеством, как парень и просил, она не запомнила. Зато имя втемяшилось в голову каким-то конским названием. Но каким?! Соня стала вспоминать, глядя на фотографию Стрелкина.
– Бэл – производная от чего?
– Ого, – раздалось у нее за спиной, – вот это Бельмондо! Какая грудь, какие бицепсы!
Усачев ехидничал. На самом деле у Стрелкина не было ни того, ни другого. То есть нет, безусловно, все было. Но описать эти части тела следовало не в таких выражениях, какие использовал Усачев.
– Некоторым, конечно, все равно, – продолжал он свой монолог, прикрывая рукой посиневший от схватки с Эдуардом глаз. – Я считаю, главное, чтобы человек был хороший.