— Это тебе, молодой человек, если ты ответишь на мои вопросы.
Он отпустил ухо мальчика и отдал ему монету.
— Она берет полфунта, но с вас, чертого абрека, сдерет больше.
— Понятно. Дома ли она сейчас?
— Не знаю, может быть. Днем она отдыхает.
— Отведешь ли ты меня в свой дом, молодой человек, еще за один шиллинг?
У мальчика закралось подозрение.
— Если вы знаете, где находится наш дом, зачем вам нужен я?
Адам улыбнулся и вынул из кармана еще один шиллинг.
— Потому что мне нравится твое общество, молодой человек, и я хочу, чтобы ты поговорил с сестрой обо мне. Она может не захотеть впускать в дом «чертова абрека», если ты понимаешь, что я хочу сказать. У меня для тебя припасен и третий шиллинг.
Мальчик взял второй шиллинг.
— Ну, ладно. Но никаких гарантий. Моя сестра довольно разборчива. Пошли.
Он начал выбираться из грязи на мостовую, Адам последовал за ним. Они находились у причалов «Черный лев» в районе Уаппинг, который тянулся от лондонских доков до железнодорожного туннеля под Темзой, Бруннел — одного из инженерных чудес того времени. Адам шел за мальчиком вдоль реки, улавливая через туман проблески таверн и винных магазинов, уступая дорогу пьяным морякам. Река представляла собой лес мачт и оснастки.
За месяцы, прошедшие после разлуки с Лизой, Адам изучил Лондон, как свои пять пальцев. Он познакомился также с подспудными — и более явными — проявлениями классовых различий, которые имели большое значение для лондонцев. Высший класс англичан мгновенно распознавался соотечественниками. И дело здесь не только в акценте, хотя он играл важную роль, но и в том, что высший класс с его преимущественно норманнскими генами даже выглядел иначе. Его представители выделялись удлиненными лицами, светлыми волосами и презрительными голубыми глазами. Адам понял, что по внешности и по акценту он отличался от них. Но в одежде он приобрел такую же элегантность, как и другие пэры, которые одевались иначе, нежели представители среднего и низшего классов. Они не снимали шляп на улице и в помещениях, за исключением жилых домов и церквей. Их плащи были сшиты лучшими портными мира, их брюки у каблука касались земли, но были выше у подъема. Поскольку тогда не существовала химчистка, одежда распарывалась по швам, стиралась вручную, а затем снова прострачивалась. Только дорогостоящие портные знали, как толком делать это, поэтому лишь богачи могли позволить себе выглядеть опрятно. Мужчины среднего класса носили котелки вместо цилиндров, всегда выглядели несколько помятыми и нечистыми. А у бедных не было другого выбора, как донашивать обноски высших классов, поэтому уличный торговец мог напоминать помятую карикатуру банкира в истрепанном фраке и изношенном цилиндре.