– Слыхал? – очень тихо спросил старец. – Еды на троих и лодку. Гоноши народ.
– На… двоих, – неуверенно поправил «дикий».
– Никшни! – чуть повысил голос старик. – На троих. Делай.
Глеб был поражен. Как этот древний старец смог расслышать его просьбу? Ведь в тот момент он был еще далеко, где-то позади толпы… Впрочем, у толпы ушей много.
Между тем, мужик замахал руками, призывая людей отойти в сторону, торопливо прошел к ним сам, стал что-то шептать, продолжая при этом жестикулировать, в результате чего толпа весьма быстро рассосалась.
– Как звать? – задал старец вопрос мутанту.
– Я – Глеб, это – Сашок. Тот… не знаю точно. Анатолий, вроде. А вы… Прокопий?
– Прокопий.
– Но вы же… не мутант… – Глеб и сам не понял, как у него это вырвалось.
– Так и вы не морозовцы. И этот не храмовник. Скорее, он морозовец-то.
– Я?! Что?! Нет!.. – завопил Пистолетец, принялся было сдергивать маску противогаза, но остановился. – Какой я…
– А вы… а откуда… – похолодел мутант, не обращая внимания на возмущенного лузянина.
– Не боись, мне дела нету, кто вы. Тока врать бы не надо.
– Пришлось, – насупился Глеб. – Нас и так вон ваши чуть не того…
– Не сделали б ничо, – махнул рукой старик. – Трусы. Тока гурьбой когда – тогда хорохорятся. Но на них не серчай. Такие уж, не переделать. Да они и чужие тебе все равно. И ты им чужой. А морозовцам – тем паче чужой, зря ты за них себя выдал.
– Почему же?… Как это понять можно?
– Морозовцы не добрые. Не злодеи, но и не добрые.
– Я, что ли, добрый? – буркнул мутант.
– Ты – не злой.
– Ну хорошо, – поднял Глеб на старца глаза. – Я не морозовец, я не «дикий», я уж тем более не храмовник… Чей же я тогда?
– Не знаю, – развел руками Прокопий. – Ничей.
– Так не бывает… – еле слышно прошептал мутант.
– Бывает, – кивнул старец. – Я вот тоже ничей.
– А почему вы…
– Не мутант?… А не берет меня радиация. Еще с Чернобыля не берет… Да ты не знаешь, поди!
– Я знаю! – подал голос Сашок. – Это такая электростанция была, атомная. Взорвалась она, я читал… Где-то в середине того века вроде.
– Ну, не в середине, – улыбнулся старик, – в восемьдесят шестом, но что знаешь, молодец. Так вот меня и призвали туда ликвидатором… А вот, ишь, вышло, что не берет меня радиация. Ни тогда не взяла, ни теперь… И смерть не берет.
– А сколько же вам лет? – спросил пораженный до крайности Глеб.
– Так считай… В восемьдесят шестом мне тридцать три было. Да сейчас тридцать третий… Да четырнадцать с Чернобыля до двухтысячного… Выходит, восемьдесят. Не так и много, но тутока и половину моего редко живут. А за столько-то лет и научился я людей читать. За то меня тут и… уважают. А скорее, боятся. Ждут, когда помру. Но и поторопить тоже боятся. Так-то.