Переверзин опустил голову и, заикаясь, что ещё более усугубляло его косноязычие, стал говорить, что ничего дурного он сказать не хотел, просто выразил то, что было сказано два дня назад Михалковым.
Все были шокированы такой новостью. Никто из сотрудников не произнёс ни слова. Обычно активная, даже бурная Салтыкова сидела притихшая и подавленная. Изредка поднимала глаза на Переверзина, и в них можно было прочитать не только растерянность, но и немой вопрос: «Что же теперь будет со мной? Я же всегда знала тебе цену и всегда была против тебя, а ты вон куда махнул!»
После завершения нашего импровизированного собрания я пошёл к себе. Меня догнал Переверзин и попросил уделить ему несколько минут для разговора.
- Идёмте, - сказал я и привёл его на второй этаж.
Он сел, вспомнил, что нас с ним объединяет «длительная совместная работа» и что ещё больше нам предстоит сделать. Дальше он, перемежая речь матерком, стал говорить, сколь уважительно относится к нему Михалков и что именно поэтому назначает его на должность первого секретаря.
- Вообще-то, - сказал он, - тебя позвали сюда работать, предполагая, что именно ты не только возглавишь аппарат, но и станешь первым секретарём. Но события резко изменились, здесь понадобился мой опыт, моё участие в хозяйственных делах, и я принял решение пойти на эту должность.
- Знаете, - сказал я, - можете со мной разговаривать проще, без мата. К тому же мат никак не подходит к вашей речи.
- Почему это?
- Потому что при вашей косноязычности у вас наиболее отчётливо звучат именно матерные слова, лучше бы наоборот.
- Да, я знаю, но...
- Простите, я продолжу. У нас с вами действительно были неплохие отношения, пока вы...
- Ладно, забудем прошлое. Начнём строить наши отношения, как говорится, с чистого листа.
- Нет, с «чистого листа» не получится. На нём стоит гигантская клякса, и если бы я тогда...
- Ладно, давай подумаем, как нам строить дальнейшую работу.
- Здесь не о чём думать, мне Феликс Кузнецов сказал, что вы меня назвали своим злейшим врагом. На каком основании?
- Не помню, чтобы я это говорил. Кузнецов врёт.
Не знаю, сколько бы ещё в таком духе продолжалась наша беседа, но её прервал звонок Кузнецова. Я спросил, почему его нет на работе.
- Я приехал, но меня не пустили. Переверзин поставил свою охрану, и мне перекрыли путь.
Я положил трубку и спросил Переверзина, почему он не пустил Кузнецова на работу.
- Неправда, он врёт. Я сам бежал за его машиной, пытаясь остановить, но он уехал. Ладно, хрен с ним, с Кузнецовым. Я знаю, что у тебя хорошие отношения с Чергинцом. Давай созвонимся с ним и поедем в Минск. Я там ни разу не был, давно хочу.