Я подобрал ее на Варшавке, и мы помчались в сторону Серпухова. Погода стояла ужасная. В ветровое стекло летел гигантский рой снежинок. Щетки едва справлялись с ними. Я боялся очутиться в кювете и не слишком давил на газ, что вызывало резкое недовольство у Насти.
— С такой черепашьей скоростью мы приедем к твоему физику к обеду, в самый разгар застолья.
Я пытался ее обманывать и, выжимая сцепление, усердно газовал, чтобы мотор завывал, как продрогший волк. Странно, однако, мы, мужики, устроены. Чем больше преград на пути к сердцу возлюбленной, тем дороже она становится. Но стоит только возлюбленной ринуться навстречу, тигрицей пробивая эти самые преграды, как цель блекнет, меркнет, и через некоторое время смотришь — господи, а ради чего копья ломал?
Не скажу, что Настя мне разонравилась. Но такого необузданного желания добиться ее, какое я испытал у нее дома, уже не было. Да и выглядела она сегодня неважно: лицо припухшее, кожа землистого цвета, под глазами синяки, взгляд потухший.
— Плохо спала? — спросил я, сворачивая с трассы на лесную дорогу.
— Не отвлекайся, — не ответила на вопрос Настя.
Где-то я читал… или слышал по телевизору, что дочери ученых — жуткие стервозы…
— Ты не проскочил поворот? — спросила Настя и тяжело вздохнула. — Да выключи же ты эту печку! Дышать нечем!
— Тебе плохо? — полюбопытствовал я, сворачивая на грунтовку.
— Плохо! — капризно ответила Настя. — Меня укачало.
Наконец дорога вообще закончилась. Машина едва ползла по каким-то жутким ухабам. С одной стороны торчали красные от ржавчины цистерны какого-то заброшенного завода, а с другой — мрачные пятиэтажки. Я всматривался в номера домов. Номеров не было. Людей, у которых можно было бы спросить, тоже не было. Я остановился и полез в карман пальто за блокнотом, в котором был записан адрес.
— Поселок Промышленный, — бормотал я, читая адрес, — улица Рабочая, дом шесть, квартира тринадцать.
— Я сейчас умру, — призналась Настя.
— Никто не заставлял тебя ехать со мной, — ответил я, трогаясь с места и объезжая сгнивший автомобиль без колес, лежащий на въезде во двор.
— Наверное, вот этот дом шестой! — недовольным тоном сказала она и ткнула пальцем в стекло.
— С чего ты решила, что этот?
— Сосчитала!
Я кое-как заехал во двор. Посреди, словно старая воронка от авиабомбы, чернела огромная лужа. Вокруг нее росли деревья с обломанными ветками и больными стволами, покрытыми странными надписями. На единственной скамейке, стоящей у первого подъезда, сидели подростки и плевали себе под ноги.
— Шестой дом? — спросил я у них, опустив стекло.