Так уж мне «повезло», что по случаям, когда приходилось с туристами обращаться за медицинской помощью, я среди коллег рекордсмен. И всегда (!) чешские медики производили на меня исключительно благоприятное впечатление: они не только действовали добросовестно, но и вели себя с беднягами больными терпеливо, ласково, стараясь успокоить, приободрить. Конечно, это профессиональная этика, но всегда ли, везде ли?… А когда женщина-врач, отпустив мою туристку под роспись (уезжать надо было, та же побоялась оставаться одна в больнице на чужбине), вышла из кабинета и… обняла ее на прощание?! Как вам такая «несердечность»?!
В Чехии я сталкивался с разными ситуациями, когда чехов ну уж никак нельзя было назвать сухими, черствыми и несердечными. И выручали меня, и помогали не раз, и беседы вели задушевные, и подарки дарили от чистого сердца… Возможно, я просто запоминаю такие случаи лучше, чем что-то плохое. А может, так и надо?
* * *
Однако как же – многие захотят спросить – мог я до сих пор обойтись без ссылок на великий роман о бравом солдате Швейке? Тем более что его многие считают энциклопедией чешского национального характера. Исправляюсь!
«Пассивное сопротивление абсурду» – вижу реальную опасность начать постоянно поддакивать Петру Вайлю, но обойтись без остроумных и емких формулировок из его книги «Гений места» я и в дальнейшем не смогу. И здесь точнее не скажешь! Ненавистная империя, опостылевший Франц Иосиф гонят мирных, ценящих превыше всего покой и уют чехов на кровавую бойню. Да еще и воевать придется против братьев славян! Как сопротивляется этому «непризнанный скромный герой» Швейк? Вроде бы никак: сев зачем-то в инвалидную коляску, выкрикивая патриотические лозунги, идет «умирать за государя императора». Только уж очень долгим кружным путем, описание которого у Гашека укладывается в шестьсот страниц. (Причем до фронта Швейк так и не добрался: Гашек не успел дописать роман.) Путь Швейка проходит через психбольницу, госпиталь, тюрьмы, гауптвахты, арестантские вагоны, а еще бравый солдат упорно топает в родную часть пешком, ночуя в стогах сена, только с дороги немного сбивается, сделав приличный крюк, – с кем не бывает! «Идет, дескать, в Будейовицы, в полк. Это из Табора-то! А сам, шаромыжник, сперва в Гораждёвицы, а оттуда только в Писек! Да ведь это кругосветное путешествие!»
Подробно в романе описан суровый, жестокий мир вокруг: заедают вши в кутузках, садисты-врачи от всех болезней лечат клистирами, офицеры орут и дают зуботычины, грозят расстрелами военно-полевые суды, а главное – впереди окопы и русская шрапнель. Однако везде, куда заносит Швейка, он создает другой, маленький мирок, по-домашнему уютный, противостоящий внешнему, нелепому и абсурдному.