Оливия всматривалась в лицо Сэмюэля в попытке понять, все ли еще он сердится на нее, ревнует и не верит. Она не знала, как вывести его из состояния задумчивости, и выпалила первое, что пришло на ум:
— С мыслью о праздничном ужине придется распрощаться, но если ты голоден, я пойду узнаю у повара, может…
— Обойдусь без ужина, у меня голод иного порядка, — сказал он, не отводя глаз от ее вспыхнувшего лица и чувствуя, как у нее учащенно забился пульс.
— У нас… у нас так мало общего, — пробормотала она, запинаясь.
— У нас есть вот это, — ответил Сэмюэль, и его губы стали медленно приближаться.
Он коснулся ее губ ласково, как бы нехотя, будто ожидая, что она отпрянет и запротестует, но произошло обратное: Оливия ответила на нежный поцелуй, сжала тонкими пальцами распухшие суставы на его руке. Вспомнилось темное от гнева лицо Сюмюэля, увидевшего жену в объятиях Парди, и грозный голос: «Уберите руки!» Значит, она ему небезразлична.
Пока еще она была его женой только на словах, но скоро, очень скоро могла стать его на деле; тогда он узнает о ней всю правду, развеются все сомнения относительно ее целомудрия. Однажды она дала себе клятву не позволить ему узнать правду, но трудно, невозможно сдержать слово, когда он так близко и пьет из нее, как если бы затерялся в пустыне и припал наконец к живительному источнику. «Нет, это я потерялась, потерялась навсегда».
Сэмюэлю передался трепет девушки, и он сам дрожал от желания, какого никогда в жизни не испытывал, даже в далекой юности.
— Черт побери, все равно нам не удастся аннулировать брак, — пробормотал он и вновь поцеловал девушку, на этот раз горячо, отдавшись на волю страсти.
Оливия не услышала или не смогла разобрать его слов, потому что Сэмюэль прижал ее еще крепче, его пальцы сплелись с ее волосами, потянули вниз и запрокинули голову, обнажив горло. Его губы прошлись по подбородку, оставив влажные следы на горле, и замерли в углублении, где часто бился пульс. Жаркие поцелуи бежали все ниже за ворот ночной рубашки и достигли груди.
Когда груди коснулась его рука и слегка приподняла, Оливия застонала и чуть не задохнулась от сладостной боли, пронзившей все тело, ощущая, как Сэмюэль тронул сосок, обвел пальцами и легонько сжал. Он стянул вниз ночную рубашку, припал губами к другой груди, и девушка растворилась в наслаждении, превратилась в легкий ручеек, бегущий по камням. Под его ласками тело натянулось как струна и пело мелодию любви, изнывая от блаженства.
Оливия обвила его шею руками, и Сэмюэль поднял девушку, унес от огня камина, положил на кровать, встал на колени и медленно снял ночную рубашку, открыв тонкую талию, плоский живот и крутые бедра. Отбросив рубашку, Сэмюэль залюбовался обнаженной девушкой.