— Верно, — ответил Того и скрылся в юрте.
Через три месяца после этого разговора неподалеку от юрты князя поставили небольшую четырехханную юрту, крытую серым войлоком, и стали называть ее юртой Максаржава. Его невеста Цэвэгмид, дочь бедняка арата Цэрэндоржа, была невысокая краснощекая девушка с рыжеватыми волосами.
С Максаржавом они до этого виделись всего несколько раз. Когда они познакомились, девушка спросила:
— Ты, значит, и есть Ма-гун? Или, может, лучше тебя называть Ма-ху[«Ма-гун» — более почтительное обращение, чем «Ма-ху».]? — В голосе ее слышались насмешливые нотки, но на людях Цэвэгмид держалась скромно и тихо. Максаржаву показалась, что она девушка славная и работящая. И когда нойон предложил ему подумать, кого выбрать в жены, Цэвэгмид первая пришла ему на ум. И он назвал ее имя учителю.
Свадебный пир не отличался пышностью. На свадьбу приезжал отец Максаржава. Отец невесты, Цэрэндорж, не желая ударить в грязь лицом — хоть и шла дочь чуть ли не за батрака Га-нойона, — дал за ней неплохое приданое: одежду, корову с двумя телятами, сундук, где молодожены могли хранить свои вещи.
Они установили сундук в хойморе, и он стал служить им домашним алтарем — на него поставили бурханов, наполнили жертвенную чашу молоком и зажгли лампаду. В центре юрты был устроен очаг: на небольшом тагане стоял вместительный котел. В шкафчике были расставлены пиалы и плошки, кувшин и ковшик — вся небогатая утварь. Этот шкафчик с посудой стоял справа от входа в юрту. Слева и справа от очага поместились две узенькие деревянные кровати. Перед алтарем, в хойморе, был расстелен стеганый тюфячок, а вдоль стен юрты — подстилки из невыделанных шкур.
Га-гун и его жена явились в юрту Максаржава с двумя большими блюдами, полными угощенья. Князь зажег огонь в очаге, и молодые низко поклонились бурханам, домашнему очагу, учителю и родителям. Затем наполнили котел, приготовили первый чай, разлили в пиалы. Побрызгали чаем в воздух: первые капли — богам! Затем было произнесено благоиожелание-юрол новой семье. Люди в юрте суетились, разжигали очаг, ставили котел, подкладывали топливо. Приближенные Га-гуна любили Максаржава, всем известно было его немногословие, сноровка в работе и незлобивый нрав. В новую юрту гости, по обычаю, нанесли немудреных подарков — иголки, нитки, веретена.
Наконец свадебный пир подошел к концу, гости разошлись, и с молодоженами остался только отец Максаржава, который собирался уехать к себе на следующее утро.
— Дети мои, — обратился он к молодой чете, — учитель так щедро одарил вас! Живите хорошо и трудитесь усердно, чтобы оправдать благодеяние нойона. Пусть не оскудеет дом ваш! Пусть здоровье и сила не покинут вашу семью! Для родителей это самое большое утешение. Учитесь у людей только хорошему. Ты, дочка, научись рукодельничать. Ваша госпожа своим мастерством славится на всю округу. Ты полюбопытствуй, как она вяжет, как шьет кисеты да дорожные чехлы для пиалы. А ты, Максаржав, теперь семейный человек, глава аила. Заботься о своей семье, будь трудолюбив. Не забывай, как жил раньше, старайся жить лучше. Таков закон жизни. Научишься работать, будешь стараться — остальное приложится. Живите согласно и мирно, дети мои, пусть не коснется вас хула и брань людская. Ты, сыпок, сызмальства был горяч и вспыльчив. Помни: если муж поднимет руку на жену, это не прибавит ему ни силы, ни чести. Не подражай тому плохому, что ты видел у меня в доме или у Га-нойона. Дурное к добру не приведет. Ну что я, глупый старик, могу еще сказать тебе, сыпок? Я уж давно позабыл все, чему когда-то учился. А ты, Цэвэгмид, напоминай супругу, чтобы почаще заглядывал в книги. Как бы ни был разумен муж, но, как говорится, «куда шея, туда и голова». От жены очень многое в семье зависит.