Пробило одиннадцать.
Высыпав в воду порошок, ребята зажгли фонарь и пошли к лошади.
То, что они увидели, заставило обоих вздрогнуть.
Ласточка лежала, неестественно запрокинув голову. Рот был полуоткрыт. Вместо дыхания слышался прерывистый хрип со свистом. При дыхании она вся сотрясалась, вздрагивала.
Юра поспешно пододвинул ведро с питьем.
— Не пьет, — сказал он растерянно, — ей плохо.
Коля молча кивнул головой. Потом вдруг решительно потянулся к ведру.
— Юра, давай зальем.
— Зачем? — спросил Юра.
— Ведь это ж лекарство, а вдруг оно хоть немного поможет.
— А если захлебнется? — спросил Юра.
— Не захлебнется. Я видел — дедушка телке заливал. Приподнимай ей голову, а я буду лить.
Лошадь почти не сопротивлялась. Коля ловко вдвинул ей в рот край ведра и начал лить. Ласточка пыталась освободить голову.
— Держи крепче! — крикнул Коля.
В горле лошади заклокотало, забулькало, и она сделала несколько глотков. Много жидкости вытекло на пол, но часть ее Ласточка все же проглотила.
Юра бережно опустил ее голову, предварительно пододвинув под нее ногой клочок сена.
Ласточке с каждым мгновением, видимо, становилось труднее. Хрипы стали непрерывными, она начала стонать тихо, протяжно.
Ребята молча стояли над ней, не зная, что бы еще сделать, чтобы помочь ей.
— Ей очень плохо, — прошептал Коля.
Юра кивнул головой.
— Она наверное… помрет, — так же тихо произнес Коля
Юра вдруг встрепенулся.
— Не болтай чего не следует, — почти крикнул он. — Нужно что-то делать, а мы стоим.
Коля посмотрел на Юру вопросительно, словно ожидая его распоряжений.
— Нужно за врачом бежать.
— Так на улице же ночь. И дождь, — несмело ответил Коля.
— Ну и что ж?! Я побегу, а ты останешься. Ладно?
Но Коля молчал, опустив глаза, и Юра по его виду понял — не останется.
— Ну ты иди, а я останусь. Только решай скорее.
— Давай вдвоем, — ответил Коля, стыдясь своей трусости.
Вбежать в дом, накинуть на плечи пальто и выскочить за ворота было делом нескольких мгновений.
Ночь стояла темная, а дождь шел такой сильный, что казалось, будто кто-то непрерывно льет воду из ведра.
Пока шли по грейдеру, грязи почти не замечали, но как только свернули на проселок, идти сразу же стало труднее. Сапоги глубоко уходили в раскисшую землю.
Вскоре оба промокли насквозь.
Если сначала они бежали, а потом быстро шли, то сейчас еле-еле брели, с трудом передвигая уставшие ноги.
Расстояние от будки до Петровок всегда казалось Юре совсем незначительным, и он уверял товарищей, что даже в зимнее время, когда в степи разгуливает вьюга и заметает дорогу сугробами, он эти три километра проходит за полчаса.