– Только что из «Трех пескарей»! – процедила Карина, сдерживаясь изо всех сил. – Павлик угостил меня прекрасным кофе! – А это еще зачем вылетело – цену себе набивать? Кто же и отвязывается от кавалера, и кокетничает одновременно! И рассердилась еще больше.
– Я только хотел сказать, – начал Володя, но Карина отрезала:
– Не надо! Мы с тобой почти год только и делали, что говорили на разные темы! И я считаю, что все уже сказано! Ты и сам видишь, что дальше ничего хорошего не выходит.
Она пыталась двинуться дальше, но чертов Володя каждый раз делал шаг в ту же сторону и просто никуда ее не пускал! Со стороны это, должно быть, выглядело забавно – двое взрослых то ли дурачатся, то ли сейчас закатят уличный скандал. Тогда Карина все-таки вышла из себя и набрала побольше воздуха:
– Непонятно? Сказать как есть? Мне надоели испорченные выходные! Мне надоели твои выходки! Мне надоело, что ты то начинаешь кричать, то выскакиваешь из дома как ошпаренный! Мне…
Но Володя не дал ей завершить логическую цепочку и заговорил сам, совсем негромко, но так твердо, что не прервешь. О том, что не с того начал разговор, потому что обрадовался, неожиданно увидев ее, а на самом деле хотел извиниться, и звонил поэтому, и для него это необыкновенно важно, и потому она должна его выслушать. Звучало убедительно, причем он хоть и волновался, но не был взвинчен, как сама Карина, отвечать на обвинения и выдвигать собственные не собирался, и она поневоле начала остывать. Кажется, это как с Павликом Медведевым – придется выслушать до конца, а потом они просто разойдутся в разные стороны. Может, так и лучше – оставит за собой последнее слово, заткнет свое мужское самолюбие, – чем яд потом копить. Володя накинул ей на плечи свою куртку и дорожную сумку подхватил, явно давая понять, что в две минуты не уложится, а воротник придерживал рукой, чтобы не раздувало ветром, да так крепко, что не двинуться.
Вот только говорил он что-то не то. После нормальных извинений, которые ее обезоружили, Карина потеряла логическую нить. Речь шла уже почему-то о семейной жизни его родителей, которая ему всегда казалась безобразной, потому что отец любил изображать Отелло, и даже когда уже перестал таскать маму повсюду с собой – и на вечеринки, и в долгие творческие поездки, а ездили с ним всякие подружки, и у мамы давно была собственная комната, – все равно время от времени устраивал скандалы. Юному Володе скандалы казались дикими, поводы – надуманными до смехотворного, и он, жалея, естественно, маму, непримиримо считал, что ни к чему решаться на совместную жизнь, если не умеешь ни элементарно держать себя в руках, ни даже понять, что тебе нужно – жена или девочки. И очень гордился собственной выдержкой, всячески ее закаляя и лелея в противовес отцовскому буйству. И только сейчас понял, как тяжело приходилось отцу. Как это вообще тяжело – сохранять хладнокровие перед любимой женщиной – Карина иронично хмыкнула, – даже если знаешь в глубине души, что тебе все только показалось, а она в ответ лишь горделиво отворачивается, вместо того чтобы взять и просто сказать, что он лучше Иванова, Петрова и Сидорова, вместе взятых. Это глупо, но иногда это так надо услышать! А уж если точно знаешь, что ничего не кажется и тебе, как бобику, позволяют только палочку нести, то начинаешь бунтовать, забыв и про хваленую выдержку, и про то, как нелепо в этот момент выглядишь. И он от себя такого не ожидал, потому что ничего подобного с ним не было, но уже взял себя в руки. Если даже в нем скверная наследственность сказывается, это не значит, что он с ней не справится.