Мгновение спустя он был уже на улице, на залитом солнцем просторе, откуда он когда-то пришел. Он направлялся на холм, к общежитию, как минимум половину которого к тому моменту заселяли разные девушки.
Но он вернулся в тот же вечер, как только стемнело, и сквозь дверь с проволочной сеткой можно было различить лишь огонек его сигареты. Когда она впустила его на кухню, он, казалось, не чувствовал никакой необходимости в извинениях — разве что извинение скрывалось в том, как он моргнул и пробормотал: «Люси», перед тем как ее поцеловать. Потом он сказал:
— Послушай, детка. Я теперь буду работать каждый день, а ночью мне, конечно же, появляться не следует, потому что это расстроит Лауру, так что я вот что подумал: у меня отличная комнатка на втором этаже в общежитии — я там один, и на двоих места хватит. Сможешь ты время от времени туда приходить?
— А там есть отдельный вход?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, ведь мне каждый раз придется проходить через все общежитие, а там люди…
— Да это не имеет значения; они ничего не заметят, а даже если заметят, какое им дело? Они все очень милые.
В общежитии Люси никогда раньше не бывала. Здесь пахло пылью и старым деревом, а в полутемном зале на первом этаже, где обедала труппа, все еще стояло тепло и запахи кухни: на ужин сегодня явно была печень с беконом.
Наверху она обнаружила, что люди здесь живут совсем без перегородок: кровати помещались у стен через определенный интервал, как в казармах. Кое-где особо стеснительные пытались создать себе укромный уголок, занавесив кровать простынями и одеялами, но эти жалкие укрытия только привлекали к себе внимание: большинство членов труппы явно не видели в открытой жизни особых неудобств. И теперь многие из них подтягивались из разных углов этой большой светлой комнаты к своим компаниям, откуда доносились разговоры и то и дело раздавался смех. Кое-где можно было заметить человека среднего возраста, но в основном лица были очень молодые, и Люси, с присущей ей осторожностью, решила обратиться со своим вопросом к юноше, а не к девушке:
— Простите, не подскажете, где я могу найти мистера Хэллорана?
— Кого?
— Джека Хэллорана.
— А, Джека! Вот там.
Посмотрев, куда указывал юноша, она поняла, что могла бы с легкостью справиться с этой задачей самостоятельно: никаких других дверей здесь просто не было.
— Привет, девочка, — сказал Джек. — Садись пока. Еще минута, и я буду в полном твоем распоряжении.
Он стоял в одних брюках перед зеркалом, висевшим над крохотной раковиной, и брился электробритвой. Сесть можно было только к нему на кровать — точно такую же узкую, как и у всех в общежитии, но Люси все равно не хотелось садиться. Она ходила туда-сюда, как жилищный инспектор, подробно изучая все, что попадалось ей на глаза. В комнатке была уборная, вернее, каморка с унитазом; было окно, из которого днем, вероятно, открывался вид на бен-дуэйновские цветники, а у стены стояли два покосившихся чемодана — большие и дешевые; старые, изрядно испачканные и потрепанные, они смотрелись весьма неприглядно. Разве можно было подумать, увидев эти удручающего вида сумки на автобусной остановке, что они принадлежат молодому, талантливому и целеустремленному актеру и режиссеру, едущему куда-то по делам? Это вряд ли; в их печальном виде с первого же взгляда читались признаки нужды и несостоятельности — с таким, наверное, багажом кочуют из штата в штат истрепанные жизнью негры, перебивающиеся с одной социальной программы на другую.