Ее брат лишь скрестил руки на груди.
— Я не отдам тебе четвертак, ведь это не я пытаюсь прекратить говорить скверные словечки. Я не должен тебе ничего кроме извинений за то, что оскорбил твои маленькие симпатичные ушки.
Ее усмешка быстро исчезла.
— У тебя самый поганый в мире рот, и я клянусь, что это именно ты научил меня каждому плохому слову, которое я знаю.
Он пожал плечами, будто хотел сказать: “Ну, а тебе совершенно точно не следовало меня слушать”.
— Здесь есть участок для курения, — проворчала Кейти. — Как думаешь, сделали они такой для сквернословия?
— Абсолютно точно нет. Мыло — вот единственное лекарство. — Веселая нотка в его голосе подсказала Кейти, что Грей вспоминает те моменты из детства, когда он мыл ее рот с мылом. — Так, когда я получу экскурсию по дому?
Хотя она намеревалась хорошенько промыть его рот, все же сказала:
— Сейчас, если у тебя есть время.
— Есть.
— Тогда давай начнем. Так как мы снаружи, я сначала покажу тебе сад. — Ему бы он точно понравился, подумала Кейти, сгорая от нетерпения.
Они пошли в сторону сада, по пути ведя шуточный спор о том, чье утро было хуже.
Он победил, конечно. Кто мог конкурировать с человеком, которого пытались втянуть в бредовую психотическую идею порабощения мира? Когда они подошли ко входу в сад, Кейти остановилась, чтобы Грей мог в полной мере насладиться окружающим, и развела руки в стороны.
— Добро пожаловать в мое место отдыха, — сказала Кейти.
Тишина была ей ответом. В нетерпении она постукивала ногой, ожидая от него хоть какой-нибудь реакции. Прошла минута, затем еще одна. Он не сдвинулся ни на дюйм, не издал ни одного звука. В конце концов, она не выдержала:
— Ну… что ты думаешь?
— Оху…
— Не говори этого! — приказала она смеясь.
— Но все эти скульптуры… — Его глаза расширились от недоверия, когда он изучил сначала одну статую, потом другую. — Они испытывают оргазм.
— Я знаю.
Семь статуй охраняли вход. Три из них были мужчинами, четыре — женщинами. Все они были обнаженными и изображали различные стадии самоудовлетворения. Хотя он стоял в пышной зеленой чаще, невидимый Кейти и Грею, она знала, что у ее каменного воина руки находились вдоль туловища. Он не удовлетворял сам себя, но, очевидно, был возбужден. Сильно возбужден. Его тело было столь же красивым, как и у любой греческой статуи. То, что он мог предложить женщине, явно не могло быть прикрыто фиговым листком.
“Почему я думаю о нем? Прекрати сейчас же!”
— Я забираю свои слова о том, что этот дом — свалка. — Грей подошел к женской скульптуре, чье выражение чрезвычайного восторга на лице дополнило ее позу готовности. Он провел рукой вдоль ее изогнутой спины.