— Прощай, дорогой друг, — с трудом вымолвила она, испытывая боль, а затем вышла и тихо закрыла за собой дверь.
В коридоре она наткнулась на Хелен, которая искала мать.
— Матушка, я нехорошо себя чувствую, — сказала Хелен с легким вздохом, глядя в глаза матери, и страшный смысл сказанного был понятен им обеим.
Ветреным днем в конце апреля Хелен похоронили рядом с мужем в их семейном склепе. Дождь вперемешку с туманом мокрой пеленой окутывал все вокруг, а ветер безжалостно срывал лепестки с только начинавших цвести деревьев, бросая их на темную землю. Братья Хелен, Эдуард и Ричард, стояли, прислонившись друг к другу, и безутешно рыдали. Сесилия собрала вокруг себя плачущих детей, потрясенных смертью двух любимых людей — няни и тети. Элеонора стояла несколько в стороне, ее лицо не выражало никаких эмоций, но Джо, как всегда сопровождавший свою госпожу, знал, какая боль сжигает ее изнутри. Она слегка покачивалась, и он поддержал ее за руку, которую она с благодарностью приняла, нуждаясь в утешении.
Самое печальное зрелище представлял растерянный двенадцатилетний мальчик. Эдмунд не помнил Изабеллу — последние восемь лет Хелен заменяла ему мать: она утешала его в горе, она хвалила его за успехи, она пела ему песни, и именно ей он с радостью рассказывал о приключениях прожитого дня. Другие дети были больше привязаны к Ани, считая ее своим лучшим другом, и оплакивали ее уход, но Эдмунд всем сердцем принадлежал прекрасной Хелен, и эту женщину, которую он мог назвать своей мамой, теперь положили в черную сырую землю.
Жизнь никогда уже не будет такой, как прежде. Сесилия теперь примет на себя заботу о двух осиротевших мальчиках, а Элеонора уже отдала распоряжение перевести Лиз в гувернантки. Смерть была лишь частью жизни, она продолжалась, оставляя ушедших любимых в памяти, но для Эдмунда этот день никогда не будет просто днем — он не сможет его позабыть, потому что в этот день вместе с его названой матерью ушла и часть его души.
Страна живо отзывалась на все события, которые происходили в тот год: интриги сумасшедшего Джорджа, герцога Кларенса, поражали своей изощренностью. Те, кто уже, казалось, был готов ко всему, приходили в ужас от его новых выходок. У герцога была репутация пьяницы, поэтому многие люди снисходительно приписывали его поступки этой порочной страсти к вину. Другие, однако, считали его просто испорченным и злым, удивляясь долготерпению короля.
Элеонора верила, что герцог был безумным в прямом смысле этого слова.
— В его словах и действиях нет никакого смысла, — утверждала она.