Памяти Володи Татаровича (Разумовский) - страница 14

— Сегодня праздник Победы, и вы, участники войны, надели свои ордена и медали. У меня же нет ничего. Но это не значит, что я не воевал, а сидел где-то в тылу. Три года войны я провел в танке, горел в нем, и у меня тоже были ордена и медали. Однако их у меня отняли…

Вася проглотил комок в горле и в звенящей тишине закончил:

— Их отняли у меня люди, написавшие на меня донос и посадившие меня на шесть лет. Эти люди находятся сейчас в зале…


Особое место в нашем колхозе занимали мраморщики. Они все отличались завидным здоровьем, огромной трудоспособностью и среди выпивох стабильно шли в первой шеренге. Каждый из них был индивидуальностью.

Колю Болотского отличала практичность, трезвый ум и профессиональная напористость.

Жизнерадостный крепыш Володя Исаев любил книги, анекдоты, шумные компании и веселые рассказы, до которых был и охотник, и мастер.

Курчавого и голубоглазого Толика Иванова в ту пору больше всего занимали соседи, вернее, соседки — медсестры со станции переливания крови. По слухам, он пользовался среди медперсонала большим успехом и, придя после очередного приключения в мастерскую, докладывал:

— Кровососы пали!

Ренальд Робачевский, отличный мастер и волевой человек, ставил себе тогда в жизни две основные задачи: стать профессиональным скульптором и вступить в Союз, а также добиться успеха у хорошенькой Тани, сестры Наташи Тырковой. Со временем он обе задачи решил, но с некоторым перерывом во времени. Союз устаивал перед Ренальдом на двадцать лет дольше Тани.

Среди всех физически сильных и здоровых мраморщиков особенно выделялся Борис Рослик. Он удивительно оправдывал свою фамилию, был могучим парнем, незаменимым помощником, а впоследствии и хорошим мастером. Он был великолепен в работе — ловок и ухватист. Большие каменные блоки в его огромных лапах становились послушными — двигались по мастерской, кантовались, поднимались на станки сами собой.

Витька Егоров, добродушный и немного сонный в трезвости, во хмелю начинал буйствовать и становился страшен. Однажды он перепил и, на что-то обозлившись, схватился за топор. Все мигом разбежались — с Витькой шутки были плохи. Борис остался один. Он смело пошел на Витьку с голыми руками, отобрал топор, уговорил, успокоил, уложил спать…


Мраморщики были не только хорошими мастерами, но и ребятами с затеями.

Жизнь на кладбище накладывала на нас свой отпечаток и вовлекала в различные ситуации, которых не могло быть в другом месте. Где, как не на кладбище, и кому, как не мастерам по золочению вырубных букв на мемориальных досках, могла прийти в голову великая идея позолотить клюв и когти пойманному вороненку! Позолоченного вороненка посадили на верхушку черно-гранитного памятника рядом с мастерской. Вороненок вобрал голову в плечи и сидел абсолютно неподвижно, как изваянный, удивительно слившись с черным надгробьем, на котором поблескивала золотом фамилия усопшего.