— Впрочем, я уже сейчас чувствую, я вижу, что мы с вами должны сработаться. Ой, я вижу, что вы таки человек умный и умеете зарабатывать деньги.
Мы уже подошли к входной двери почти вплотную, когда дверь эта вдруг чуть растворилась, и в неширокую щель протиснулись две головы. Одна — принадлежала Ксюхе, вторая, коротко стриженая, с лицом желтоватым и сухим (о таких говорят: щека щеку ест), небольшой, но хищный носик которого был украшен прямоугольными очками в тонкой золотой оправе, — принадлежала энергичной женщине лет, эдак, сорока. На лица обеих голов были надеты улыбки, но улыбка энергичной женщины определенно теряла выразительность, вследствие накладывавшегося на нее гораздо более яркого выражения какой-то сосредоточенной плотоядной заинтересованности.
— А мы пришли на новобранца посмотреть, — кокетливо, если то можно было назвать кокетством, проговорила жилистая голова в золотых очках. — Добрый день.
И женщина протиснула в кабинет свое небольшое извивающееся тело облаченное в оливкового цвета брючки и свитер болотной зелени с узором переплетенных желтых и черных колец. За ней последовала Ксюша.
— Вы уже все? — наивно осведомилась моя подруга юных дней.
— Почему «все»? Мы только начинаем, — пошутил руководитель студии, и все тотчас рассмеялись.
Посмеявшись некоторое время, достаточное для экспонирования друг другу дружелюбия, каждый из присутствующих предъявил обществу свой пакет стандартных комплиментов и тривиальных пожеланий. И я пыжился не ударить в грязь лицом, хотя и смущала меня бесперечь та абсолютно неприкрытая внимательность, с которой ни на секунду не прекращала изучать меня особа в золотых очках.
— Если вам интересно взглянуть… — с обыкновенной своей мягкостью начал было Бобров, как энергичная тетя весело перебила его.
— Я могу показать! Я могу все ему показать! Все наше хозяйство.
Бобров едва заметно нахмурился, но спорить с нею не стал:
— За радостями да шутками я и забыл вас представить…
— А что нас представлять? Что нас представлять? — вновь оживленно заверещала особа. — Мы и сами друг другу представимся. Наина Военморовна.
— Военморовна? — не удержался я, но тут же поторопился пусть и неуклюже замять допущенную бестактность: — Я это… чтобы лучше запомнить.
Она, похоже, и не заметила моего конфуза, хотя вряд ли могла пропустить что-то мимо своего небольшого хищного носика и острых, увеличенных линзами, глазок. Просто я был в ее сорокалетней жизни не первым, и даже не сотым, кто споткнулся на таком ее отчестве.
— Да, Военморовна, Военморовна, — вновь завертелись петлисто слова, — дедушка так отца назвал в честь Красной Армии.