Помню, мы переезжали от одной деревушки к другой на каких-то разбитых вдрызг телегах, было жарко, в небе ни облачка, поднадоевший пейзаж не радовал, и все это бесконечное путешествие было до умопомрачения изнурительным и скучным. Вдруг небо на севере потемнело, и вскоре необъятная красно-коричневая туча охватила весь небосвод. Ты не поверишь, но солнце буквально померкло. И тут насекомые просто ливнем хлынули на землю. Опять это может показаться тебе преувеличением, но отсохни у меня язык, за шумом крыльев не стало слышно голосов моих спутников. А насекомые сыпались и сыпались нескончаемым бурым потоком. Под весом нахлынувшей саранчи трещали и падали ветви ближайших деревьев. Насекомые летели такой плотной стеной, что трудно стало дышать. Я отчаянно кутался в капюшон своей джеллабы, но проклятая саранча лезла и лезла под него, в рукава, и что всего неприятнее, — в глаза, в уши… Помню, я соскочил с арбы, но, сделав один только шаг, — на ровном вроде бы месте нога скользнула, как по льду, — и я полетел в копошащееся месиво. Потом я еще и никак не мог подняться, потому что и ноги, и руки скользили в жирной каше раздавленных насекомых.
Конечно, нечего было и говорить ни о каких измерениях и подсчетах, находясь в столь бедственном положении. Однако, позже нам их все же пришлось произвести. Эта стая покрыла собой пространство (обрати внимание!) почти в три тысячи квадратных миль. Это тебе ни о чем не говорит? Хорошо. Одно насекомое весит приблизительно два, ну, три грамма. То есть, вся эта стайка затянула бы… где-то на сорок миллионов тонн.
Я давно уже слушал его, точно завороженный, но тут слова исторглись сами собой:
— Сорок миллионов тонн?!
— Да, — продолжал свой почти фантастический рассказ Алексей Романов, — это, по чести сказать, всего-то вчетверо меньше, чем весит все человеческое население нашей планеты. Да, когда на следующий день это умопомрачительное полчище так же неожиданно снялось с места и умчалось дальше, все тысячи окрестных миль, где были табачные плантации, апельсиновые сады, огороды, все вокруг теперь представляло собой дикую пустыню. Все до листика, до былинки сожрала ненасытная орда, даже молодую кору на ветках обглодала. А под скелетами деревьев ноги по щиколотку утопали в оставленном ею помете.
Был такой замечательный ученый по фамилии Уваров, он-то и открыл самый заповедный секрет саранчи. Живет себе поживает весьма обыкновенный зеленый кузнечик, заурядный, можно сказать, малоинтересный. Жизнь у него, как правило, нелегкая, и опасная, и полуголодная. Могут проходить годы и десятилетия, и все остается он прежним, робким зеленым и одиноким. Но однажды нещадные тиски его жизненных обстоятельств немного разжимаются. Больший процент маленьких саранчуков достигает зрелости. Когда же сия благодать будет отпущена нескольким поколениям саранчи, — в действие вступает закон геометрической прогрессии. Насекомые множатся чудовищным образом, и вот тут-то и возникает вовсе фантастическая, сверхъестественная оказия, именуемая учеными «эффектом группы». Прежде всего меняется цвет особей, — они темнеют. Невероятно возрастает их активность, прожорливость, плодовитость; как следствие того, — стадная форма саранчи становится значительно крупнее и сильнее своих предков, зеленых анахоретов. Это происходит всякий раз тогда, когда значительно возрастает плотность стаи, и насекомые оказываются в непосредственной близости друг от друга. Еще будучи личинками-саранчуками с недоразвитыми крыльями они отправляются в поход. Они ползут и скачут все вперед и вперед, осиливая любые препятствия: ручьи преодолевают перегородив их живым мостом, реки переплывают, огненные заграждения, зажженные на их пути человеком, засыпают трупами своих сородичей, и все равно движутся вперед по обугленным останкам своего авангарда. В пути отдельные легионы сливаются, умножаются, умножаются, умножаются, и вновь вперед, и только вперед. Когда же их армия достигает определенной критической численности, вся эта несметная орда (и это уж вовсе невероятно) приобретает черты единого существа, ибо все мириады особей, составляющих стаю, начинают действовать единовременно и однотипно, словно целостное и неделимое существо, весом в десятки миллионов тонн, охальное, алчное, вечноголодное.