Отец проплакал целый день. Стенал и колотил в двери комнаты. Сейчас он шествовал во главе процессии.
За мной шла моя мать. За ней следовала моя сестра Лукреция.
Мы проходили вдоль берега Тибра. Воздух звенел от комариного писка над низкой и грязной рекой. Гирлянда из двух сотен факелов отражалась в ее водах. Темных. Мерцающих.
Ветерок доносил отдаленные крики. Опрашивали свидетелей. Допрашивали подозреваемых. Весь город обшарили в поисках убийц Джованни.
Мы вошли в церковь. Неф заполнила людская толпа. Ритуал торжествен, скучен и долог. Навевал воспоминания о детстве.
Запах ладана. Зловоние смерти.
Рыдания отца. Молитвы матери. Дрожь Лукреции.
Я пристально наблюдал за лицом Джованни. Мне все казалось, что он вот-вот зевнет от скуки.
22 июня 1497 года
Мы закончили трапезу. Я отпустил слуг. Взгляд отца прикован к столу. Я откашлялся, прочищая горло:
— Отец, мне…
Он прерывает меня. Его голос резок. Бесстрастен.
— Я прекратил расследование, — сказал он. — Мне известно, кто убил твоего брата.
Он пристально глянул на меня. Я не отвел взгляда:
— О, правда?
— Да. Виноваты Орсини, — сообщил он, переводя взгляд на стол. — Они ненавидят нас с тех пор, как Вирджинио умер в нашей темнице. Они обвиняли в этом меня. А твой брат, конечно, атаковал их замки — пусть пока и безуспешно. Это их вендетта.
— А вы не хотите привлечь их к суду?
— Я хочу МЕСТИ! Но она может подождать. Сейчас неподходящее время. Когда мы станем сильнее, укрепим свои позиции… а они решат, что все забыто… решат, что опасность миновала… вот тогда… тогда я УНИЧТОЖУ их!
Его кулак врезался в столешницу. Глаза полыхнули огнем белой ярости. Я промолчал.
— Извини, сын мой. Мне не следовало позволять гневу завладевать моей душой, но… мой Джованни! — Его глаза наполнились слезами. Он подавил подступившие к горлу рыдания. — Я так любил его…
— Мы все любили его, отец.
Носовой платок прижался к его лицу. Проходили минуты. Его дыхание стало ровнее. Наконец он произнес тихим и сломленным голосом:
— Я знаю, Чезаре. Вы не всегда сходились с братом во взглядах, но… он был тебе родной по крови. Родственные узы. Я знаю, что ты все понимаешь. Но теперь… теперь ты мой единственный сын.
— Есть еще Джоффри.
Он закашлялся… или рассмеялся?
— В отношении Джоффри я не вполне уверен в отцовстве. И вполне уверен, однако, что он ни черта не стоит как воин. Полагаю, его можно сделать кардиналом.
Проблеск надежды. Я увидел свой шанс. И выпалил заветные слова:
— Отец, я не хочу больше быть кардиналом. Я хочу воевать. Хочу быть вашим гонфалоньером.
Старое лицо выглядело потрясенным. Но я так и не заметил удивления в его глазах.