В кабинет сыскаря меня позвали лишь через два часа. Сделав самую кислую физиономию из своего богатого набора, плетусь вслед за магом, заранее настраиваясь на длительный и занудный допрос. Выбор сыскаря для сегодняшнего спектакля яснее ясного сказал мне, что ни один из старых знакомых не согласился играть эту роль. Вид моих ножей, старательно разложенных по кучкам, вызвал у меня приступ смеха, который я сдержал только невероятным усилием воли. Ясно, что ничего они не нашли, да и не могли найти, а вернуть оружие на привычные места просто не сумели.
— Я могу забрать свое оружие? — самым любезным тоном, каким разговариваю лишь с врагами и иностранными послами, осведомился я у сыскаря.
— Да, разумеется, — так же вежливо разрешил хозяин кабинета.
Однако по алеющим скулам и свежим розовым шрамам на пальцах стража закона мне было без слов понятно, что он уже сто раз пожалел о своем согласии на роль в этой постановке. Ну ничего, зато на будущее у него будет отличный иммунитет против участия в интригах начальства.
Взяв со стола свой пояс, я бдительно его осмотрел и, убедившись, что не добавилось никаких сюрпризов, принялся быстро рассовывать дротики по местам. Сначала самые простенькие и дешевые, ими я обычно лишь предупреждаю серьезных врагов и наказываю мелких воришек. Потому они и не всегда возвращаются на свои места. Затем боевые, самые тяжелые и длинные, они хороши, когда враг еще далеко. Потом фигурные, отлаженные бить с переворота, ими удобно поражать монстров, созданных черными магами. Последними шли дорогие, именные, которые можно использовать и как кинжалы. Диски и звездочки я упаковал в кусок тонко выделанной кожи варана и вложил в специальные гнезда на внешней стороне пояса.
А едва водрузив свой арсенал на талию, с удовлетворением ощутил, как знакомая тяжесть возвращает иллюзию свободы.
— Привет, — входя в комнату, хмуро буркнул Зиновас Лавайзир, командир одного из сыскных подразделений. И мой старый знакомый, почти друг, не раз ходивший со мной на задания. А теперь решивший выступить против меня, если я правильно понимаю? Или нет, скорее позволивший кому-то натравить себя на меня. И этого я ему не прощу, даже если цель у них самая что ни на есть благородная.
— Привет, Зин. — Улыбнувшись самой широкой улыбкой, которую сумел изобразить, я дерзко опустился в облюбованное двумя часами ранее кресло.
Показалось мне или оно точно стало с тех пор каким-то комковатым? Чуть скосив глаза на обивку, понял: нет, не почудилось. Значит, даже бедное кресло подвергли осмотру с пристрастием. Как вовремя я подсуетился со сменой тайничка!