— Поняла, — глотая слезы, пробормотала она, — а ты постарайся… его найти.
— Конечно, а зачем еще я иду? — не оглядываясь, буркнул я в ответ и нырнул под покрытые пушистыми почками ветви.
Мне нужно пробраться оврагом как можно дальше от дороги, чтоб маги не засекли слабый всплеск энергии от используемого кристалла переноса. Ну а в случае если они его все же заметят, направление переноса должно заставить сомневаться всех здравомыслящих магов и сыскарей в том, что отсюда уходил именно я.
— А квадратики-то у тебя найдутся? — подозрительно поинтересовался, нависая надо мной, трактирщик.
Я молча выложил на выскобленные добела доски пару медников и удрученно вздохнул. Именно так, как, на мой взгляд, должен вздыхать бродяга, расстающийся с последними деньгами.
— Ну и чего тебе подать на такие большие деньги? — Непонятно пока, чего больше прозвучало в его вопросе, иронии или все же издевательства, однако я уверен, что вскоре мне удастся услышать совершенно иные интонации.
— Молочка бы… и хлебушка белого. Желудок у меня… не терпит иного.
— И как давно не терпит? — В голосе хозяина сквозь насмешку звучит неприкрытое недоверие.
— Да уже больше двух лет. Весной, точно помню, поел я похлебки из зайчатины, и сразу скрутило. Небось заяц был травленый, а я-то гадал, чего он так легко попался.
Молча сцапав мои квадратики, великан исчез в дверях кухни, а через минуту оттуда выплыла немолодая разносчица, держа в руках крынку с молоком и полковриги хлеба. Поставив крынку передо мной, ловко выхватила из бездонного кармана кухонный нож и прямо на столе покромсала хлеб на ломти.
— Ешь сколько сможешь, остатки я тебе с собой в тряпицу заверну, — поглядывая на меня с сочувствием, сообщила женщина и неспешно удалилась в обратном направлении.
Я запивал душистый хлеб густым холодным молоком и пытался понять, поверил ли мне трактирщик. Если поверил, то почему повел себя так равнодушно?! А если нет, то не слишком ли много продуктов я получил за свои медники? Впрочем, мой желудок вовсе не считал, что это так уж много, все-таки я нормально обедал, вернее, завтракал больше суток назад, незадолго до побега. Правда, в свертке, который сунул мне на прощанье Гавор, оказались именно такие продукты, которые хороши в путешествии. Высушенные почти до состояния сухарей копченое мясо и сыр, замешенная на яйцах и масле, тонко нарезанная сухая лапша и жареные ядра горного ореха. Весят такие продукты немного, а сваренные в котелке дают очень наваристую и питательную похлебку. Причем, что особенно важно, при нехватке времени их можно жевать и на ходу. Я так и делал, отмахав несколько миль по дну оврага и еще почти миль двадцать после использования амулета переноса. Мог бы пройти и больше, кабы шагал не по полям и грозовые тучи не затянули полуночное небо непроницаемым пологом. Однако невзирая на то, что непросохшая после зимы почва в низинках пыталась оставить себе на память мои сапоги, выходить на дорогу я не собирался, хотя и двигался на запад, а не на север, где находится Шладберн и куда, по логике преследователей, я должен был стремиться. Но не стремлюсь, потому что вовсе не желаю попасть им в лапы. А желаю попасть в гости к одному старому должнику, коего я однажды случайно спас от больших неприятностей. И который в нашу последнюю встречу, подстроенную через верных людей, стребовал с меня обещание в случае нужды обращаться к нему безо всякого стеснения. Дав мне для связи адрес того самого заведения, где я сейчас поглощаю скромный обед.