— Что ж, больше некуда было?
— Некуда, — подтвердила Десси. — Если б было куда еще, разве стала б я тебя тревожить?
— Коли просить пришла, так не держи себя, как последняя…
Радка ошарашенно вертела головой. Она чуяла, что отец боится, а сестре весело, хотя должно быть наоборот.
— Март, — из-за плеча отца выглянула мать и осторожно погладила его по руке, — Март, света ради. Не при людях.
Дверь захлопнулась, но Радка услышала, как мать в сенях торопливо говорит:
— Марти, она же все-таки дочь мне…
— Дочь, говоришь? А что она десять лет была солдатской подстилкой, про это забыть прикажешь?
— Марти, ей же вправду больше идти некуда! Что о нас люди говорить будут, если мы ее прогоним?
— А что будут люди говорить, если я начну всякую шелупонь с улицы пускать?
Десси улыбнулась.
— Вот я и дома, — сказала она. — А ты к козам пойдешь?
— Угу.
— Ну так я с тобой. Все лучше, чем эти песни слушать.
* * *
С козами они управились на удивление быстро. Десси обнимала каждую за шею, почесывала ей лобик и промеж рогов, приговаривала что-то ласковое, и рогатые бандитки тут же вытягивались в струнку, не сводя с лесной девицы влюбленных янтарно-желтых глаз. Ни одна ногой не дернула.
На пороге дома сестер поджидал Март. Радка с полным подойником сразу шмыгнула на кухню, а Десси кивнула мужу матери, будто старому приятелю, и сказала:
— Так я в зимней избе поживу пока.
И, не дожидаясь ответа, побрела на нежилую половину.
Март не сдвинулся с места, лишь посмотрел ей вслед и выговорил с ненавистью:
— Рожачка!
Десси остановилась, обернулась, держась за дверную ручку. (Только сейчас Радка увидела, что сестра еле стоит на ногах от усталости.)
Десси ответила отчиму тихо, без угрозы, будто совет давала:
— А ты поостерегись. В спину ведь говоришь — не в лицо…
Десси проснулась за полдень и, не открывая еще глаз, потянулась по старой привычке проверить — тут ли еще Клайм или улизнул потихоньку. Уперлась ладонью в доски и вспомнила наконец, где она и что она.
Обругала себя дурищей несусветной, велела себе не реветь, перевернулась на спину и стала слушать незнакомые звуки. По-иному, не так, как в крепости, хлопали двери, по-иному скрипел ворот колодца. На летней половине шебуршала кочерга, и это тоже было чудно. Чудно, что не она, Десси, стоит сейчас у печного устья и выгребает золу.
Впрочем, если подумать как следует, так это ее, Дессин, единственный прибыток с самой весны. Больше не придется вскакивать ни свет ни заря, чтоб накормить дюжину, а то и больше прожорливых мужиков. Караульщики обожали завалиться поутру всей командой в десятников дом и потребовать у десятниковой дочки угощения. Знаки внимания оказывали, понимаешь ли, прорвы ненасытные! А то им было невдомек, что как насмотришься на их грязные лапы да жующие челюсти, целоваться уже вовек не захочется.