Этот взгляд — открытый, прямой, с бешеной энергетикой шекспировских героев отчего-то показался знакомым. Аккуратно подстриженные усы, седая тургеневская бородка… Ему бы подошла растрепанная метла короля Лира!
Где же я мог его видеть?..
— Даже в мыслях эта девочка не пошлет меня подальше, — все больше расходился старик. — Даже в мыслях! Я манна для них небесная… Он все предусмотрел, — жарким шепотом добавил он. — Все! Кроме…
Его взгляд так царапнул по лицу, что я невольно отпрянул.
С «приветом» старик, — вздохнул я, отвернувшись к стене.
Ощущение, что я его где-то видел, причем совсем недавно, вновь толкнувшись вопросом, незаметно растаяло.
Мы молчали, думая каждый о своем.
Едва удалось задремать, как я утонул в кошмарах. Но, и вынырнув на поверхность, прихватил в это серое больничное утро самый жуткий из них.
«И ты, Брут?! — вновь застучал в висках голос Саши.
— Нет, — распахнулись от ужаса глаза. — Я Сержик, брат твой.
В комнате, потонувшей в предрассветных сумерках, никого не было.
Я торопливо поднялся с кровати.
— Бр-р-рут… — прополоскалось раскатисто и презренно.
Жуткая тень в углу, который Лия закрывала высокой пальмой в кадке, шевельнулась.
— Не Брут… — попятился я.
— Вр-р-решь, Бр-р-рут, — зримо заколыхался воздух. — Я брата не вижу.
— Но это ж я! — ткнул себя в грудь, но вместо звонкого «Сержик» с языка капнуло: «Каин!».
«Я Сержи-и-ик!!» — текло из выпученных глаз.
— «Каин! — тут же каркало горло. — Ка… Кха… Кха-ин»…»
Я сильно закашлялся. И… проснулся.
Больница, стойка капельницы, тяжелое дыхание соседа…
— Мне бы годик, — тоскливая нотка разъела тишину.
— А мне и год — век, — пробормотал я.
Но он услышал.
— Щенок! Слякоть! Тупица!!!
Я не сразу понял, что это он обо мне.
— Что ты знаешь о жизни?! — зарычал он.
Подспудное раздражение вдруг расплавила безумная ярость.
— Да заткнитесь вы! — проорал я, пытаясь приподняться.
Но стены вдруг пошли хороводом. Я бессильно откинулся на подушку. Даже отвернуться от мерзкого старика сил уже не было. Его взгляд из-под сросшихся темных бровей вразлет горел негодованием: два крыла, а не брови. На побагровевшем лице вылезли незаметные прежде следы давних шрамов. Бог шельму метит…
Все, что я о нем думаю, я вернул ему взглядом.
Теперь на меня шагнула спинка кровати, не спеша закрутилась пропеллером лампа дневного света. Я зажмурил глаза…
Кажется, отпустило. Я осторожно перевел дыхание. На меня внимательно смотрел старик. Старик?! — ошеломленно разглядывал я его. Лицо портили лишь желтые тени, в темных волосах и бороде — всего несколько серебряных прядей, слегка прикрытые веки притушевывали живой, ясный взгляд. Вместо позднего Тургенева меня облучал задором эдакий Джузеппе Верди. Да ему и полтинника нет! Игра освещения?.. — глянул я на тусклую лампу. Она уже не крутилась. Никогда, черт побери! никогда не травитесь таблетками!..