— Завтра я не смогу прийти. Я должен уехать.
— Какая жалость, — вздохнул Ганнибал. — В вашем присутствии у меня просто крылья вырастают. Я чувствую сильное вдохновение с тех пор, как вы составляете мне компанию. Правда, Фиона?
Фиона, сжав плечо отца, поспешно закивала головой.
— Я еду в Токио. На выставку. С Зевсом-Питером-Ламой.
При имени моего Благодетеля старик затрясся от смеха. Его хрупкое тело сотрясалось от саркастического хохота, он, обычно такой спокойный, был непохож на себя. От меня также не ускользнуло, что Фиона была недовольна реакцией отца.
— Этот шарлатан? Он все еще беснуется?
Я не нашел что ответить, до крайней степени пораженный, что о Зевсе-Питере-Ламе можно говорить в столь пренебрежительном тоне.
— Что ж ему все неймется? Неужели ему все мало денег? Этот человек не устает поражать меня своей энергией…
— Так вы с ним знакомы?
— С давних пор. Мы вместе учились живописи. В восемнадцать лет он был очень талантлив, можно даже сказать, чрезвычайно талантлив. Какая жалость…
Фиона прервала его, набросив ему на плечи широкую шаль.
— Нам пора возвращаться, папа, вечером быстро холодает.
— Да, он был талантлив и мог стать великим художником, но ему не хватало страстности настоящего художника.
— Вот как? — с некоторой досадой произнес я.
— Он был весьма умен и пользовался словами так же умело, как и кистью, и для своего самовыражения ему не требовалась живопись. И потом, он был слишком падок на успех. Он быстро сообразил, что для привлечения внимания публики проще наделать много шума вокруг произведения, чем заниматься настоящим искусством.
— Идем, папа, мне холодно, я хочу выпить горячего чаю.
Фиона уже собрала все вещи и слегка подталкивала отца. Она явно не желала продолжения нашей беседы. Она торопилась уйти, словно пытаясь предотвратить некую катастрофу. Взяв отца под руку, она потянула его за собой.
— До свиданья, — крикнула она мне. — Когда вы вернетесь?
— Через месяц.
— Мы будем здесь, на прежнем месте. Мы будем вас ждать.
Я долго смотрел им вслед, пока они не превратились в две маленькие точки, две неуловимые черточки на бескрайнем бежевом пляже. Тоска тяжелой пеленой пригвоздила меня на месте. Как я любил этих двух дорогих мне существ! Мое сердце разрывалось на части при мысли, что завтра я их не увижу! А ведь я так мало знал о них. И какую тайну она хотела скрыть от меня своим поспешным расставанием? Что такое собирался сказать ее отец, чего я не должен был слышать?
И все же… это не самое главное. Разве она не сказала мне на прощание: «Мы будем вас ждать».