В это состояние первобытной дикости российское высшее сословие оказалось погруженным благодаря усилиям Петра Первого. Он по личному капризу признал детей от наложницы, казнив своего законного сына Алексея. При этом императоре-просветителе» и после него представители династии и придворной знати утратили всякое представление о приличиях и стыдливости до такой степени, что практически никто из потомков аристократических фамилий не мог быть уверен в том, что его отцом является тот, чью фамилию он носит. И наоборот, появилось многочисленное потомство от побочных связей, которому отцы желали придать статус законности — для этого было выработано даже специальное правило, получившее широкое распространение — присвоение незаконному отпрыску «усеченной» фамилии. Так бастард князя Трубецкого стал Бецким, Репнина — получил фамилию Пнин и т.п. В иных случаях незаконные дети получали фамилию кого-нибудь из небогатых дворян, которые за вознаграждение соглашались усыновить отпрыска богатого соседа, как было с поэтом Жуковским, незаконнорожденным сыном помещика Бунина.
Граф Кирилл Разумовский дал своим детям от содержанки фамилию Перовских, по имению Перово. Из этого семейства впоследствии вышло несколько государственных деятелей, в том числе министр внутренних дел, а также известная революционерка Софья Перовская. Отец А. Герцена — аристократ Иван Яковлев присвоил любимому побочному сыну фамилию, образованную от немецкого «Herz» — сердце. А его брат, бывший одно время обер-прокурором Святейшего Синода, Александр Яковлев, напротив, так мало интересовался судьбой своих незаконных детей от многочисленных невольниц — крепостных крестьянок, что не всех из них помнил в лицо. И только одного он усыновил официально, передав свою фамилию и все права наследства, чтобы оно не досталось родственникам. Остальные дети А. Яковлева по-прежнему оставались крепостными.
Но подобное отношение к потомству от «случайных» связей с крепостными невольницами было общим правилом среди господ. Например, у А. Волынского, кабинет-министра императрицы Анны, признанного многими историками прогрессивным деятелем России, было несколько детей от крепостных женщин, которых он записал в ведомости как своих дворовых слуг и ничем не выделял из толпы остальных рабов. Впрочем, это было только начало. В дальнейшем дети и внуки вельмож первой половины XVIII века сумеют превзойти в низости и дикости своих предков.
В дворянских усадьбах середины девятнадцатого столетия обычным явлением будет наличие среди дворни незаконнорожденных детей помещика или кого-то из его ближайших родственников. Писательница Елизавета Водовозова, родившаяся в 1844 году, вспоминала, что в пору ее детства в доме ее матери жила дворовая женщина, которая «была плодом любви одного нашего родственника и красавицы-коровницы на нашем скотном дворе». Барыня потом выгодно продала ее вместе с мужем соседним помещикам…