Некоторое время я лежала в постели, уставившись в потолок и впитывая Вагнера, приглушенного расстоянием и толстыми коврами. Музыка то принималась реветь, то вновь утихала, словно шторм из грохочущих медных железяк.
В молодости я была неравнодушна к классической музыке. Правда, вряд ли вы об этом догадаетесь, узнав меня поближе теперь. Я не прикасаюсь к старым пластинкам, а виолончель, которую я когда-то не раздумывая вынесла бы из горящего дома раньше документов, пылится где-то в кладовой. Когда инструмент перевозили в «Аркадию», я даже не поинтересовалась, насколько бережно с ним обращаются. Мои пальцы не касались виолончели восемнадцать лет, с того дня как на свет появился Джек.
У нас с подругами, верными Мэдди и Ритой, выработалась своеобразная бартерная система: я таскала их в Национальный концертный зал, а они в ответ вынуждали меня ходить на мэтров современной эстрады. Говоря «современной», я подразумеваю те годы, когда гремели Фрэнк Синатра, Нил Даймонд, Сэнди Шоу и Гарт Брукс.
Помню концерт Даймонда на стадионе Лансдаун-Роуд, куда я попала благодаря неуемной Рите. Она вела себя словно обезумевшая — танцевала, вопила и самозабвенно дергалась, вызывая у меня смешанное чувство восхищения и неловкости. Разве можно забыть ее красную шляпу, которая то и дело сваливалась с головы ей под ноги? Рита хохотала, подхватывала свой головной убор и снова кидалась в пляс; крепкие руки выписывали какие-то немыслимые восьмерки. Из нас троих Рита — самая энергичная, она всегда была просто не способна усидеть на месте. Вот и тогда она смогла завести половину стадиона своими па. Люди вокруг нас — совсем юные, молодые и зрелых лет — сначала просто изумленно взирали на ее телодвижения, а затем начинали повторять за Ритой. Когда зазвучала «Милая Каролина», публика уже взревела в один голос, а «Любовь на мели» едва не окончилась всеобщим экстазом.
В тот момент я взглянула на Мэдди, еще молодую и здоровую, и заметила выражение ее лица: радость смешалась с изумлением, в глазах плясали веселые искорки. Она тоже принялась орать вместе со всеми, смешно разевая рот и напрягая горло. Это было так необычно — ведь Мэдди всегда была сдержанна на людях. Я еще подумала, что нам с Ритой следует почаще таскать подругу на шумные сборища — пусть открывается, будет самой собой. И к черту Фергуса и его непомерные запросы!
Даже не знаю, почему вдруг в памяти всплыл этот крохотный эпизод, случившийся с нами на стадионе Лансдаун-Роуд… Как давно? Четыре, пять лет назад? И именно теперь, в момент кризиса, когда настоящее рассыпается на осколки и ускользает между жадно растопыренными пальцами! И зачем я так подробно описываю вам каждую деталь?