Но это пока были номархи слабейших областей, чья поддержка многое значила для укрепления власти фараона, но не все. Если бы те властители номов, которые чувствовали себя уверенно в своих владениях, проявили крайнюю несговорчивость и оказали упорное сопротивление попыткам Аменемхета III уменьшить их своеволие, нет сомнения — Египет надолго впал бы в период бурь и потрясений. Однако этого не произошло, ибо существовала еще одна, более универсальная опасность, заставлявшая наиболее благоразумных номархов подчиниться требованиям нового решительного фараона и добровольно уступить центру часть присвоенных ранее полномочий и привилегий. Страна была переполнена невольниками, а в массе своей по мере ухудшения условий содержания рабы становились все более взрывоопасной силой. Подавление мятежей номархами стало в Египте обычным делом, причем склонными к неповиновению все чаще оказывались не только невольники. Уже при Сенусерте I один номарх вынужден был на первый план в своем прославлении выдвинуть следующие достоинства. «Я, устраняющий гордость из высокомерного, заставляющий умолкнуть велеречивого так, что он уже не говорит. Я, наказывающий тысячи мятежников, любовь области своей, ярый сердцем при виде всякого преступника. Я, прогоняющий грабителя из области своей…» Высказывание характерно глубиной понимания оратором сущности процесса децентрализации страны: помимо вечно готовых к бунту невольников, «мятежником» по мере накопления богатств склонен был становиться всякий более-менее могущественный египетский землевладелец. Чем более плодородным и изобильным был край, чем больший отряд снаряжался от него в поход и, следовательно, чем обильнее была доля нома при разделе добычи, тем больше в области становилось людей, потенциально готовых к мятежу и смуте. Процесс распада не остановили бы административные границы номов, в каждом округе при распаде Египта неизбежно появились бы центры сепаратизма, и, понимая это, номархи, способные рассуждать здраво, неизбежно приходили к мысли о необходимости иметь сильный центр, дабы гарантировать сохранение собственного статуса.
Служилая придворная знать ко времени восшествия на престол Аменемхета III также начинает выказывать признаки обеспокоенности своеволием египетских номархов. Потребность этой категории в усилении роли центра объяснить достаточно просто: косвенно подобное увеличивало их собственное могущество. При дворах сиятельных Аменемхетов и Сенусертов толпились, вызывая воспоминания об эпохе Древнего царства, «друзья» фараона, трон окружали владельцы пышных титулов — «начальника обоих белых домов», «начальника обоих домов золота», «начальника обеих житниц», «начальника казны сына бога», «начальника над работающими» и т. д. Верховным сановником по традиции считался градоначальник столицы, в попечение которого отданы были также суд и общее управление большинством ведомств. Официально отгорожено было от влияния придворных только военное дело — основа могущества Египта, привилегия божественных фараонов.