— Поди сюда, сядь!
Полное лицо бабки серьёзно.
«Задержит бабка», — подумал Макей, хмуря брови.
Однако, он подошёл, присел на край скамьи, стараясь всем своим видом показать полное послушание и покорность. «Что‑то сейчас скажет своенравная бабуся?» Всё мог ожидать Макей, но только не то, что она ему вдруг сказала:
— Ну, дай поцелую. Обрадовал! Грешила на тебя, дезертир, думаю.
Она трижды поцеловала Макея в губы.
А теперь ступай! Знаю — надо спешить. Хлопцы твои давно уже вышли, тебя ждут. И этот старый собрался с тобой, — указала она на деда Петро. — Без меня, говорит, он, Макей, ни за что пропадёт. Ведь я эту партизанскую жизнь хорошо, говорит, знзю. Всё про Талаша твердит.
— Талаша не тревожь! — ощерился дед Петро. — А от Макея я не отстану.
Севастьян Иванович с доброй усмешкой смотрел на деда Петро: «Геройствует!»
Сырцов попробовал отговорить старика:
— Тяжеловато вам будет, папаша.
— Не твоя напасть, сынок! — сердито проворчал дед Петро.
Макей знал деда: коли он что зарубил — поставит на своём. Уж на что бабка Степанида упорная старуха, ворчит, пилит его, но и она порой отступается от него. Только махнёт рукой да и скажет: «Вол, а не человек».
— Нехай деду идёт с нами, товарищ комиссар, — сказал Макей.
Бабка Степанида вскинула на Макея большие увлажнённые глаза и благодарно сказала:
— Добро, впуче, старый конь борозды не портит. Плохому тебя дед не научит. И мне будет спокойнее. Борони вас бог!
Бабке Степаниде вдруг показалось, что Макею без деда Петра в партизанах, действительно, будет трудно.
— Ну, не пора ли? — сказал Сырцов и встал.
— Пошли! — поддержал его Макей и тоже встал.
Что‑то больно толкнуло бабку в сердце. По рыхлому, полному лицу её сами собой побежали слёзы. И неожиданно эта шустрая старуха запричитала:
— Колосики вы мои верные! На какие муки–страдания идёте?! Ох, ироды! — уже гневно кричала она, угрожая невидимому врагу, обрекшему народ на такие страшные испытания — Отольются волку наши слезы!
Дед Петро нахмурился.
— Не люблю я этих слёз. Пошли, хлопчата.
Он вышел из жаркой хаты. Все пошли за ним следом.
В это время по улице бежал мальчик 13–14 лет. Он громко что‑то кричал, махая рукой. Макей широко и радостно улыбнулся:
— Да ведь это Костик!
— Он и есть, сукин кот! — сердито, но добродушно воскликнул дед Петро.
Костик подбежал прямо к Макею. Лицо его разгорелось от бега и мороза. Он тяжело дышал:
— Дядя Макей, возьми меня с собой!
Макей отвёл его в сторону и что‑то шепнул. На худеньком лице мальчика мелькнуло разочарование. Ма кей стал ему что‑то горячо доказывать, и мальчик, заулыбавшись, сказрл: