— Он не гад! — возмутилась я. — Я думала, он тебе понравился. Ты же говорила, что он красивый. «Обворожительный» — вот как ты его назвала.
Она положила руку мне на плечо.
— Любой, кто плохо обращается с моей сестрой, — гад. Знаешь, парни — они как автобусы. Ушел один — просто ждешь следующего. Если Блейк ведет себя как ничтожество — пусть он хоть в аду сгорит, мне нет до него дела. Тебе он не нужен.
Я понимала, она пытается меня утешить, но у нее не вышло. Мама права: для Эвелин все это яйца выеденного не стоит. Насчет меня мама тоже не ошиблась. Мы с сестрой разные, и к тому же я не хотела садиться в другой автобус.
Никогда не думала, что я могу потерять интерес к рисованию, но именно это и произошло. Ни разу с самого первого дня нового года у меня даже не шевельнулась мысль пойти к себе в студию.
В том полугодии большой удачей для меня было бы даже «удовлетворительно» по изобразительному искусству. И по другим предметам тоже, поскольку я перестала стремиться к хорошим оценкам. Да и зачем? Любому известно — вторая половина выпускного года ни на что не влияет. Письма о приеме в колледж уже практически лежат в почтовых ящиках.
По маминому настоянию я все-таки пересдала вступительный экзамен. Накануне рано легла спать, на завтрак съела черничные вафли и заставила себя сделать еще одну попытку, потому что откажись я — у нее бы точно крыша поехала. Однако туман в голове мешал вспоминать определения и формулы, неразрешимые логические вопросы попадались все чаще, и я вновь и вновь ставила галку напротив ответа С. «Если не знаешь, выбирай С», — так говорили все в школе, но совет не оправдал себя. Результаты оказались лишь немного лучше предыдущих.
Меня начинали терзать сомнения: а вдруг мама и учителя ошибаются на мой счет? Может, я не такая способная и все годы учебы просто-напросто удачно прикидывалась хорошей ученицей? Когда мама увидела результаты повторного теста, по выражению ее лица я поняла — она думает о том же.
Поступление писем о приеме в колледж ожидалось в конце февраля, и я надеялась на чудо. Надеялась, что мистер Эллис замолвил за меня словечко. А может, наоборот, сказал обо мне что-нибудь плохое или вообще ничего не говорил, и мне придется выезжать на своих хороших оценках за двенадцать лет обучения в школе. Если меня не примут, винить будет некого, кроме себя самой.
Холодным днем в середине февраля, выкинув все отвратительные мысли из головы, я сидела в библиотеке Холлистера и делала вид, что занимаюсь. Работать по-настоящему не получалось; простое сложение и вычитание мне не давались, смысла запоминать исторические факты и остальную чепуху не было. Информация не задерживалась, словно у меня был не мозг, а сито.