Патрик фыркнул:
— Кого это волнует? Нас не остановят. Вставляй уже этот чертов ключ, и поехали.
— Не могу, — пролепетала я и увидела, как слезы закапали мне на джинсы.
Стараясь не разреветься, я шмыгала носом и вытирала глаза, но ничего не помогало.
Патрик достал из бардачка салфетку.
— Знаешь, Ари, — сказал он, — парни в большинстве своем — козлы.
Как я поняла, речь шла о Блейке. Наверное, мама и Эвелин все рассказали Патрику. Я даже представить не могла, что он обо мне подумает, если узнает о случае с Дэлом. Он огорчится, ведь я не вняла его совету оставаться приличной девушкой.
— Ты — не козел.
Он улыбнулся, надел темные очки и вновь велел заводить машину. Так я получила первый урок вождения. Лучшего учителя и не пожелаешь. Мы вернулись через час, я устроилась на диване, и никто не просил меня ничего делать — ни поиграть с мальчишками, ни накрыть к ужину стол.
В тот вечер все улеглись рано. В девять часов, лежа на раскладушке в детской Шейна, я слышала, как Патрик занимался с Эвелин любовью. На этот раз ревности я не испытывала. Закрыв подушкой уши, я страдала от одиночества.
В Куинсе я пробыла еще четыре ночи. Ветреным пятничным утром Патрик подкинул меня до дома и уже начал отъезжать, когда я заметила припаркованный у обочины серебристый «мерседес». Я едва не бросилась обратно, чтобы запрыгнуть в кузов пикапа Патрика, однако тот уже был далеко — с моими силенками не догонишь. Поэтому, уткнувшись подбородком в ладони, я сидела на крыльце, пока не распахнулась дверь. Я ощутила запах сигар. Надо мной стоял Джеф Саймон. Наверное, хотел надеть на меня наручники и увезти, кричащую и сопротивляющуюся, в Нью-Йоркскую пресвитерианскую больницу — я прекрасно впишусь в компанию сумасшедших. «Ты сестра Эвелин Кэгни? — будут спрашивать люди в смирительных рубашках. — Ты на нее совсем не похожа, но, видимо, такая же чокнутая. Наверное, вам обеим передался ген безумия».
— Как самочувствие? — спросил Джеф.
Я перевела взгляд на кувыркавшийся по безжизненной лужайке засохший лист. Достало же у человека наглости справляться о моем здоровье, когда в моих бедах частично виновата его собственная дочь!
— Я не ваша пациентка, доктор Саймон… даже если так утверждает моя мать.
Доктором Саймоном я назвала его намеренно — хотелось быть дерзкой и сдержанной, и это сработало. Он пристально на меня посмотрел, почесал затылок и вздохнул:
— Не фокусничай. Скажи, как ты себя чувствуешь?
— Не очень, — сдалась я.
Он порекомендовал «поговорить с кем-нибудь». Фиговый совет. Не хватало мне еще лекций и рецептов на таблетки, которые принимала Эвелин. Однако я пообещала подумать — чтобы он оставил меня в покое.