Для тех, кто корчится от боли, кто потерял так много крови, белыми хлопьями с неба падает огромный госпиталь из ваты и кафеля.
Из высшего сорта муки, сахарной пудры и нежно взбитых яиц снегом падает с неба пирог для голодных.
Снегом падает с неба молочная лавка для детей, что родились в ночи у папы-сыровара и мамы-молочницы.
А по утрам снегом сыплются с неба красивые новые вещи, среди которых каждый находит себе удобные сапоги по ноге, сорочку и шляпу своего размера.
Снегом падает с неба безупречная чистота простыней, сохнущих на солнце, и фарфоровой посуды, что помыта раз и навсегда.
Снегом падают с неба опрятные домишки для холостяков и солидные особняки для многодетных семей.
Снегом падают с неба горы развлечений и игровых площадок, пологих склонов для катаний и тихих тропок для гуляний в еловом бору.
Снегом падают с неба пустые бланки паспортов, чтоб ездить куда захочется, и бесконечно длинные полосы, чтоб было куда приземляться.
Снегом падает с неба тщательно пронумерованная делопроизводительная писанина от строгой администрации.
Снегом падают с неба густые седины для наших лысых долгожителей и бесполезные саваны для их бессмертных супруг.
Вот какими байками он развлекает своих доверчивых хозяев. Все-таки Красное ухо — порядочная свинья.
И при этом он всегда готов обрушиться на Францию с кулаками. Он безумно счастлив, что вырвался из ее плена. Господи, до чего же у вас тут здорово! Я бы с радостью провел остаток дней в одном из ваших чудных амбарчиков для хранения сорго. На самом деле он продержался бы не больше часа, после чего пустил бы в ход свою волшебную страховку. Он пробирается вдоль прилавков, пряча подступающую дурноту за маской озабоченного человека, занятого важными делами. А ведь мясо и рыба исключительно первой свежести — иначе бы здесь не стоял такой гул. Желтея на глазах, Красное ухо пытается ускорить шаг, но его нос упорно не желает отключаться, в отличие от глаз, которые уже давно закатились так, что видны одни белки. Вот как Красное ухо знакомится с местным рынком, веселой суетой которого он будет восторгаться в вечерних письмах на родину.
А какие яркие краски! Вот увидишь, я быстро научу тебя Африке, обещает он подруге, прибывшей к нему с визитом.
Растянувшись на циновке рядом со своим гостем-туарегом Аттайе, Красное ухо прикидывается спящим. Несколько минут он ломает комедию, затем жмурится, блаженно улыбается и, потягиваясь, заявляет: «Эх, будь моя воля, всю жизнь бы пролежал на этой циновке!» Его знакомят с деревенским старейшиной — девяностолетним рахитиком, восседающим на мохнатом оранжевом кресле, который без запинки декламирует ему «После боя»