— При каких обстоятельствах случилось встретиться подпоручику с девкой Настасьей Скуратовой?
— Тут, ваше благородие, такая случилась оказия… — и Перфильич рассказал о памятном происшествии на берегу пруда.
Излагал он ход событий довольно подробно и как будто бы не уклонялся от истины, но только в его пересказе происшествие приобрело облик безобидной шутки.
— А после сей баталии имел подпоручик встречи с этой слободской ундиною?
— На другой день, ваше благородие, — отвечал Перфильич, по–своему истолковав непонятное слово.
— И что ж промежду них было?
Перфильич виновато отвел глаза.
— В точности не могу знать, ваше благородие, — потом вспомнил подаренных подпоручику чирков и ухмыльнулся. — Так что, полагаю, дело было по согласию.
— Почему так полагаешь?
— Известно, ваше благородие, лакома овца до соли, коза до волн, а девка до барской любови.
Тирст снисходительно усмехнулся.
— А после того?
— Не могу знать, ваше благородие. Разве что в ночную пору, — и, заметив, что Тирст опять нахмурился, поспешил добавить: —Ерошка в сенях ночует. Его спросить.
— Дурака сего?.. — поморщился Тирст.
Но, отпуская Перфильича, приказал:
— Завтра, как подпоручик уйдет в контору, приведешь ко мне Ерошку.
3
Лютеранское вероисповедание не мешало Ивану Христиановичу во всех случаях жизни придерживаться мудрого иезуитского правила: «цель оправдывает средства».
И потому — сколь ни противно было прибегать к свидетельству придурковатого Ерошки и тем самым как бы привлекать его в соучастники затеянного дела — пришлось унизиться до приватного разговора со слабоумным парнем.
В оправдание себе Иван Христианович отыскал тот довод, что слабоумие исключает хитрость, а потому будет надежнейшей порукой в откровенности и искренности показаний.
На все вопросы Тирста Брошка отвечал с обычной для него глуповатой ухмылкой. Временами у Ивана Христиановича возникало даже опасение: не останется ли он, допрашивая дурака, сам в дураках?..
Будучи спрошен, знает ли он Настю–охотницу, Брошка с готовностью замотал лохматой, отродясь не чесанной головою так, что рыжие космы затрепыхались, как грива у жеребенка–стригунка, когда тот отгоняет докучливых слепней, и заулыбался, показывая редкие желтые зубы.
Когда же Тирст спросил, приходит ли Настенька — охотница по ночам к подпоручику, Брошка, продолжая ухмыляться, ответил, что спит у самой двери так, чтобы барину никакого беспокойства ни от кого ночью но было.
Единственно удалось Ивану Христиановичу узнать, что Брошка, по приказу подпоручика, следил за Настасьей–охотницей и видел, что она по два раза на дню уходит в лес.