«На Николая Васильевича!» — ахнул я, впрочем, признаюсь, даже с каким-то облегчением…
— Считайте, — покачал головой Митрофан Андреевич, — мы этого не слышали! Ведь правда, господа: не слышали?
Мы единодушным хором подтвердили: если Гесс и обмолвился о чем-то, то это как-то прошло мимо наших ушей!
Гесс поблагодарил нас, но все же счел своим долгом пояснить — вы, читатель, понимаете, что и я, не будь такого пояснения, не стал бы об этом писать:
— Вы, господа, неверно меня поняли. Я, конечно, не имел в виду, что весть о покушении на Николая Васильевича сделала мне облегчение. Нет. Просто на фоне Юрия Михайловича[41] — а ведь о нем первом я и подумал — Николай Васильевич очень хорошо защищен. Вот я и решил, что заговорщикам будет совсем не так просто подобраться к нему[42]!
— Да поняли мы, Вадим Арнольдович, поняли: шутим мы так…
Гесс еще раз выразил нам благодарность, а затем вернулся к рассказу:
— Талобелова удивило мое удивление:
«Что вас так удивляет?» — спросил он меня.
Я замешкался с ответом, так как и впрямь не находил разумных объяснений: а почему, собственно, целью заговорщиков не мог быть Николай Васильевич?
«Но почему именно он?» — все же продолжал настаивать я. — «Он-то что и кому сделал плохого?»
Талобелов поразился моим словам:
«Вы что же, серьезно это спрашиваете?»
«Да».
«Клейгельс — представитель власти. Этого достаточно. Да и потом…»
Талобелов запнулся, но я уже знал, что именно он скажет.
«… да и потом, — повторил он, — о делишках Николая Васильевича разве что немые не поговаривают!»
Я понял, что Талобелов имел в виду, и поэтому возразил даже с определенной горячностью:
«Да ведь то, что ему приписывают, находится в совсем другой плоскости! Причем здесь революция?»
«А! — отмахнулся Талобелов. — Разве вы не знаете, что для этого люда любой предлог годится?»
Я был вынужден согласиться:
«Да, пожалуй…»
Мы замолчали, вновь превратившись в слух и зрение: за стеклом события текли своим чередом.
Зволянский, наконец, закончил чтение «инструкции».
«Что вы об этом думаете?» — спросил он Молжанинова.
Молжанинов только развел руками:
«Я пытался передать через Брута: это — безумие».
«Но, как мы видим, не сработало?»
«Как видим, нет».
«Гм… вы уверены, что планы теперь не переменятся?»
«Откуда же мне знать? Твердо могу сказать только одно: теперь изменится вообще всё. Действия этого… Гесса раскрыли меня. Наивно думать, что о событиях в моем доме никто не узнает. А как их представить в нужном для меня русле, я и ума-то не приложу! Боюсь, меня уже ничто не спасет!»
Талобелов опять коснулся моего колена: