«Какой интеллигентный человек, неужели он сейчас будет меня бить по лицу? — с доброй насмешкой думал Артём. — Раз рабочий инвентарь, дал бы мне черенок от лопаты, всё фора была бы…»
Единственное, что Артёму всерьёз не нравилось, — так это навязчивое внимание строителей, забросивших свою работу и о чём-то пересмеивающихся.
— А что, у вас простой? — спросил Артём десятника: с недосыпа он часто вёл себя как подвыпивший.
— Занимайся своим делом, у них перекур, — ответил десятник недовольно.
— Не обращайте внимания, — сказал Борис Лукьянович тихо. Он вообще был настроен очень приветливо и добродушно, но чувство веского достоинства слышалось за каждым его словом. Артём уважал таких людей.
— Прямо здесь будем? — спросил Артём, когда Борис Лукьянович, тоже надев варежки, а на них рукавицы, бережно снял этими лапами очки и передал их стоявшему рядом лагернику из двенадцатой, выдавшему себя за бегуна и прыгуна.
— Можем выйти на улицу, — сказал Борис Лукьянович, с костным хрустом разминаясь.
Хруст был впечатляющим.
«Если он так хрустит, — зябко подумал Артём, — можно представить, какой от меня сейчас хруст будет стоять».
Для виду он поскакал на одной ноге, на другой, сразу понял, что его слишком качает, и начал разминать себе шею и голову, будто пытаясь её выкрутить или вкрутить.
«Надо было за бегуна себя выдать, — подумал напоследок Артём. — Хотя бы не стали бить по голове…»
Борис Лукьянович повёл бой неспешно и бережно, только намечая удары. Через полминуты Артём уже успокоился, а через минуту подумал с некоторым раздражением о противнике: «…Так уверенно ведёт себя, словно и подумать не может… что я могу его сбить…»
Неожиданно для себя Артём перешёл в наступление, был встречен прямым в голову, но не унялся и, настырным рывком сблизившись, провёл «двоечку».
Борис Лукьянович не шелохнулся, а, напротив, с довольной улыбкой кивнул: продолжайте, продолжайте, очень неплохо.
Минуты через три Артём начал уставать.
— Много суетишься, — сказал Борис Лукьянович, по-прежнему стараясь находиться в обороне и предоставляя Артёму поработать самому.
Лагерники, работавшие на крыше, чтобы лучше видеть поединок, переползли поближе.
Понимая, что сил хватит ненадолго, Артём начал откровенно осаждать Бориса Лукьяновича — тот же двигался мягко, руки держал высоко у лица, призывно выглядывая в щель между мощными кистями…
«…Да как же тебя… — повторял Артём, — …да как же тебя достать… да как же… тебя бы…»
Потом воздух в грудной клетке Артёма исчез, и образовалось огромное душное облако, заполнившее разом все внутренности. Артём смотрел вокруг глазами, полными слёз, и, раскрыв рот, мучительно ждал, когда же ему наконец вздохнётся.