— Горшков, сделай ему бумагу, что он командирован в монастырь и обратно, — велел Эйхманис, на Горшкова не глядя. — А ты, Артём, получишь там обмундирование на всех и продукты. И инструменты кое-какие — там Горшков всё напишет в заявительном письме.
«Жаль, что в военных уставах не прописано, что помимо ответа „Будет исполнено!“ — можно в особо важных случаях подпрыгивать вверх, — совершенно спокойно и очень серьёзно думал Артём, — …подпрыгивать и орать».
* * *
Собрался спешно, всё принюхиваясь — Феофан явно наготовил чего-то грибного и вкусного, из печи шёл важный дух.
Когда уже выходил — заявились навстречу все остальные лагерники, неся на лицах усталость от долгого смеха: Курез-шаха и Кабир-шаха всё-таки выгнали на сушу и обрили.
— Суп с грибами будет вам, каторжные, — посулил отец Феофан, тоже немного развеселившийся.
Все разом уселись за стол, в благоговейном ожидании: лица вытянулись и сосредоточились.
Артём решил остаться: ему так не хотелось лишиться обеда, что даже бритые — и оттого почему-то обрусевшие на вид — индусы не смешили.
Суп пах, как лесной концерт. Эти чёртовы грибы выросли под птичий в сто тысяч голосов гомон и теперь сами запели: их голоса струились вокруг и волновали невероятно…
Но тут объявился Горшков.
— Ты чего пристыл тут? — в меру строго сказал Артёму. — Я за тобой ходить буду?
Артём запнулся, не зная, что ответить, — хорошо, ещё не уселся за стол и не начал суп хлебать.
— Держи свою бумагу, — сказал Горшков недовольно. — Провожатый ждёт, мчи пулей.
«…В который раз хотел назвать меня шакалом, но из-за того, что я старший группы, — снова не решился, — догадался Артём и тут же посмеялся над собой: — Что-то ты слишком о многом стал догадываться, догада. Может, все твои догадки — ерунда? И всё не так, и ты — дурак, Артём?»
С красноармейцем он знакомиться не стал, сел на лошадь — и поехал следом.
Верхом, надо сказать, он катался впервые — поначалу было боязно, что лошадь окажется норовистой и Артёма сбросит наземь — вот и будет тебе тогда «старший!» — но нет, она спокойно пошла вслед за красноармейской кобылой.
Трясло, конечно, но если приспособиться, то ничего — красноармеец никуда не спешил, спасибо ему. Через несколько минут Артём успокоился.
«Как скоро ты превратишься в Бурцева, дружок? — задиристо спрашивал себя он, — Начнёшь ли бить Щелкачова лопатой по хребту?..»
…Посмеивался, но ответа до конца не знал.
Нет, конечно, он и представить себя не мог в такой ситуации, но — вдруг?
«Если, к примеру, Эйхманис попросит? — Что попросит? Ударить Щелкачова лопатой?..»