Мы танцевали контрдансы до четырех часов утра, и я возвратился к себе после того, как увидел, как Агата уехала вместе с Дюпре и своей матерью.
Назавтра я был еще в постели, когда объявили об этой матери, которая настойчиво испрашивала чести со мной говорить. Я пригласил ее войти и, предложив сесть рядом с собой, предложил шоколаду. Позавтракав и оставшись со мной наедине, она достала из кармана серьги, которые я одолжил ее дочери, и сказала, смеясь, что пришла мне их отдать; но что зашла к ювелиру, и он предложил ей за них тысячу цехинов. Посмеявшись и взяв у нее серьги, я сказал, что ювелир сошел с ума, и что она должна была поймать его на слове, так как серьги стоят не более четырех луи, и стал болтать с этой красивой мамашей, так, что продержал ее у себя целый час, обменявшись с ней самыми нежными знаками внимания. После всего мы оба были слегка удивлены, и она спросила у меня, смеясь, должна ли она дать отчет своей дочери, каким образом я объяснился по поводу своей к ней любви.
— Я люблю вас обеих в равной степени, — сказал я ей, — и, по крайней мере, если бы не сложился у нас такой тет-а-тет, думаю, было бы трудно представить, что между нами произошло то, что произошло сейчас. Единственное, о чем я вас прошу, это не противиться такому же счастью, о котором я мечтаю, по отношению к Агате, которую я обожаю.
— Я также прошу вас об одолжении. Скажите мне, правда ли, что эти подвески настоящие, и чего вы хотели, когда вдевали их в уши Агате.
— Они настоящие, и моим намерением было дать ей с их помощью представление о моей нежности.
Добрая мать вздохнула и сказала, поднимаясь, чтобы уйти, чтобы я приглашал ее на ужин каждый раз, когда хочу, вместе с г-ном Дюпре и его женой. Она ушла, оставив, разумеется, мои подвески.
Вот самая благородная из матерей танцовщиц. Она не могла бы в столь немногих словах сказать мне больше, чем сказала, и более достойно объявить о моем счастье.
Назавтра я пригласил Дюпре и его жену, с Агатой и ее матерью, ужинать ко мне на следующий день, не сокращая компанию, которая бывала у меня каждый день. Но вот какое странное приключение случилось со мной в тот же день, когда я выходил от Дюпре.
Я встретил моего местного лакея, большого мошенника, но бравого молодца, который, запыхавшись, сообщил мне с торжествующим видом, что разыскивал меня, чтобы сообщить, что только что видел шевалье де Виль-Фалле входящим в аллею Пасьенца, и что наверняка тот шел туда, чтобы нанести галантный визит Кортичелли.
Любопытствуя узнать, так ли это, я направляюсь туда и застаю там сводню вместе с синьорой Лаурой. Они хотят меня задержать, но я их отталкиваю, открываю дверь и вижу галантного кавалера, который встает, стараясь привести себя в приличный вид. Она не двигпется.