Среди значительных людей, приехавших из Гориче, чтобы посмотреть французскую комедию, что давали в доме барона де Кинигспрун, среди которых очаровательная женщина, урожденная графиня Атмис, играла первые роли, я познакомился с графом Луисом Торриано, который оказался способен убедить меня провести осень вместе с ним в сельском доме, что был у него в шести милях от Гориче. Если бы я доверился моему Гению, я бы туда не поехал. Этому графу не было еще тридцати лет, и он был неженат. Он не был красив лицом, но нельзя было назвать его и некрасивым, несмотря на его разбойничью физиономию. В ней проглядывали жестокость, склонность к предательству, надменность и грубая распущенность. Я видел в ней также злобу и зависть. Эта ужасающая смесь заставила меня подумать, что я ошибся. Любезное приглашение, как мне показалось, не увязывалось с ужасными характеристиками его лица, которые бросились мне в глаза. Когда я интересовался о нем, прежде чем пообещать приехать, мне говорили только хорошее. Мне сказали, что он любит прекрасный пол, и что он становится беспощаден, когда речь идет о том, чтобы отомстить кому-то, кто наносит ему обиду, но не находя эти два качества недостойными джентльмена, я пообещал ему приехать. Он сказал, что ждет меня в Гориче первого сентября, и что оттуда мы выедем на следующий день в Спессу — это было название его земли. Я попрощался со всеми на несколько месяцев, в том числе с графом де Вагенсберг, который был тяжело болен той болезнью, которая легко вылечивается ртутью, когда врач умеет с ней обращаться, но становится смертельной, когда пациент попадает в плохие руки. С бедным графом случилось это несчастье. Он умер через месяц после моего отъезда.
Я выехал утром из Триеста, пообедал в Просеко и прибыл рано в Гориче, в дом графа Луиса Торриано; его не было, но мне позволили выгрузить мой небольшой багаж, когда я сказал, что граф меня пригласил. Я выхожу, иду к графу Торрес, остаюсь у него до часа ужина и затем иду к моему новому хозяину. Мне говорят, что он уехал загород и что вернется завтра. Мне сообщают, что отнесли мой чемодан в почтовую гостиницу, где мне заказали комнату и ужин. Это меня удивляет, но я иду туда, убеждаюсь, что меня дурно поселили и дурно накормили, но это неважно. Я решаю, что не было возможности поселить меня у него, и поэтому он не мог поступить иначе. Я полагаю, что он не виноват в том, что не сказал мне об этом. Мог ли я предположить, что сеньор, имеющий дом, не найдет у себя комнаты для друга? На следующее утро граф Луис Торриано явился повидать меня, поблагодарил за мою точность, поздравил себя с тем, что будет иметь меня в своей компании в Спесса, и сказал мне, что единственно озабочен тем, что мы сможем выехать только послезавтра из-за того, что назавтра назначено вынесение приговора в процессе, который он ведет против старого мошенника фермера, который служил ему и который, будучи его должником, не только не хочет платить, но и выдвигает претензии. Завтра должны обсуждать последнюю апелляцию и принимать по ней решение. Я сказал графу, что пойду послушать адвокатов, и что это доставит мне удовольствие. Он ушел, не только не спросив, где я обедаю, но даже не попросив извинения, что не смог поселить меня у себя. Я подумал, что может быть я неправ, явившись поселиться к нему ни с того ни с сего. Он пригласил меня за город. Я не стал больше об этом думать. Возможно, он ничего не сказал мне об этом из чувства деликатности, потому что если я совершил ошибку, это я должен был просить у него извинения.