— Что это еще за Джеймс? Кто он такой? — вконец разозлился Макс. Сейчас он был в таком же замешательстве, как и Клея. Черные брови его поползли вверх, глаза метали серебряно-синие молнии. — Он случайно не заменяет меня в твоей постели? — спросил он со злой усмешкой. — Он случайно не…
— Джеймс — мой отчим! — сказала она с уничтожающим взглядом. — Джеймс Лэверн! — Клея смотрела на Макса с насмешкой — она была так возмущена его словами, что забыла обо всем и испытывала сейчас к нему только презрение. — Я говорила тебе о нем и раньше, но, как всегда, когда я рассказываю тебе о своих делах, ты все пропустил мимо ушей. Джеймс Лэверн — биржевой маклер, преуспевающий, между прочим. И он собирается вложить мои деньги в дело, поэтому мне не придется долгое время беспокоиться о заработке. Так что… — она еще раз глубоко вздохнула, — у меня есть собственная квартира, и я материально обеспечена.
— И это означает, что Клея у нас теперь — независимая женщина, и ей совершенно не нужна хорошо оплачиваемая работа у Макса Лэтхема. — Он решил, что все сводится к этому и что он получил исчерпывающий ответ на свой вопрос. Рот его скривился в надменной улыбке, а его саркастический тон так сильно обидел ее, что ей пришлось собрать все силы, чтобы внутренне успокоиться.
— Я ушла, когда еще ничего не знала об этих деньгах, — резко заметила она. Он может насмехаться над ней сколько его душе угодно, но он же еще не знает, из-за чего она все это сделала! — К тому же, — добавила она не менее резко, — я уже устроилась на новую работу!
— Так значит, бедному Максу показали нос, вот и все! — заключил он с сухой усмешкой.
Эта несправедливость так возмутила Клею, что она вскочила со стула и в ярости посмотрела на Макса.
— Но ведь бедному Максу нет до меня никакого дела! — почти крикнула она.
Да, по-видимому, все сведется к вульгарному скандалу, подумал Макс.
— Если такие сцены станут для нас нормой, то я думаю, что действительно не захочу иметь с тобой дело.
— Ну и прекрасно, — сказала она, смиряясь с его презрением, и только по взмаху ресниц было видно, какой тяжелый он нанес ей удар. С холодной решимостью она подняла вверх подбородок. — Теперь, когда я знаю, как ты ко мне относишься, мне будет легче сообщить то, о чем мне было так трудно говорить.
«Ну, наконец-то!» — было написано на его лице, тоже порядком измученном этим тягостным разговором.
— У меня будет ребенок.
Ну вот и все. Вот она и сказала ему. Клея по чувствовала грустное облегчение и как-то сразу поникла.
Но Макс не испытал ни малейшего облегчения. Клея увидела, как холодная снисходительная маска сошла с его лица, как его голубые глаза сузились от гнева, а ленивая поза сменилась настороженной и натянутой. Руки его напряглись, сжались в кулаки, спина прогнулась, как перед прыжком, лицо побагровело от ярости.