Голос Стабби Гейца загремел:
— Да знаю я это, но хоть на пять чертовых минут неужели вы не можете забыть вашу чертову бюрократию? — Он не намеревался давать волю гневу, но презирал, как все моряки, чиновников, служащих на берегу.
— Хватит! — резко произнес чиновник, сверкая глазами.
Тут вышел вперед капитан Яаабек. Находившиеся в комнате моряки замерли.
— Вам, может, и хватит, упрямый вы осел! — произнес Стаб-би Гейтс. — Но когда малый почти два года не сходил на берег, а на пороге Рождество…
— Гейтс, — спокойно произнес капитан. — Закончим на этом.
Воцарилась тишина. Чиновник Иммиграционной службы покраснел, потом успокоился. Теперь уже он засомневался и посмотрел на Стабби Гейтса.
— Вы что, утверждаете, — сказал он, — что этот человек по имени Дюваль два года не был на берегу?
— Ну не совсем два года, — спокойно вмешался капитан Яаабек. Он хорошо говорил по-английски, лишь с легким налетом своего родного норвежского. — С тех пор как этот молодой человек сел безбилетником на мое судно двадцать месяцев назад, ни одна страна не разрешила ему сойти на берег. В каждом порту мне говорили одно и то же: «У него нет паспорта, нет никаких документов. Значит, он не может покинуть вас. Он — ваш». — Капитан поднял свои крупные руки моряка и в вопросительном жесте расставил пальцы. — Так что же мне с ним делать — отдать его рыбам на съедение, потому что ни одна страна не впускает его?
Напряжение рассосалось. Стабби Гейтс молча отошел в знак уважения к капитану.
Чиновник Иммиграционной службы — уже совсем не резко — с сомнением произнес:
— Он утверждает, что он француз, так как родился во Французском Сомали.
— Это правда, — сказал капитан. — К сожалению, французы тоже требуют документы, а у этого человека их нет. Он клянется мне, что у него никогда не было бумаг, и я ему верю. Он честный и хороший работник. Это можно понять за двадцать-то месяцев.
Анри Дюваль следил за обменом репликами, переводя с надеждой взгляд с одного лица на другое. Теперь он посмотрел на чиновника.
— Мне очень жаль. В Канаде он не может сойти на берег. — Чиновник был явно смущен. Несмотря на внешнюю суровость, он не был жестоким человеком и порой хотел, чтобы правила на его работе были более гибкими. И чуть ли не извиняющимся тоном он добавил: — Боюсь, я ничего не могу тут сделать, капитан.
— Даже ни одной ночи на берегу? — не отступался Стабби Гейтс со свойственным кокни упорством.
— Даже ни одной ночи. — Ответ прозвучал непреклонно. — Я сейчас составлю соответствующий приказ.
С тех пор как судно стало у причала, прошел час, и начали спускаться сумерки.